Я тебе (не) подхожу (СИ) - Ольга Белозубова
Через пятнадцать минут сын засыпает на моих руках, и я несу его в кроватку. Алиса берет радионяню, и мы возвращаемся в зал, тихонько прикрывая за собой дверь.
Алиса разворачивается ко мне, но не успевает ничего произнести: я ловлю ее ладонь своими и заговариваю первым:
— Прости меня, пожалуйста!
Она так теряется, что даже не отдергивает руку, как это обычно бывает.
— За что?
— За все. Алис, я только недавно понял, как мало говорил о том, что чувствую сейчас. Что чувствовал все то время, пока лежал в больнице. Вообще с тех пор, как узнал правду. И каково было тебе. Особенно о том, каково было тебе. Прости.
Она все-таки выдергивает руку, недоуменно хлопает ресницами и садится на диван.
— Я не понимаю… — мотает головой.
Ну да, в ее глазах это все наверняка выглядит странно. Столько молчал, а теперь готов обсуждать.
Я пододвигаю к себе ее кресло на колесиках и сажусь напротив. Так, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
— Я был таким дураком, Алис, — качаю головой. — Все рассказал, извинился и начал заглаживать вину. И все это время толком и не поговорил с тобой о том, что ты чувствуешь. Что я чувствую. Считал, достаточно того, что забочусь о тебе.
Я замечаю, как взлетают ее брови, но она молчит.
— Поверь, меня выкручивает каждый раз, когда я вспоминаю твое лицо во время нашего разговора у фонтана. И тот момент, когда ты застала меня с нанятой актрисой у отеля. Ты ведь не понимала, что происходит. И когда я подозревал, что ты, ты… из-за денег…
Теперь мне стыдно даже произносить это вслух.
— И когда… — Я машу рукой. Этих «и когда» столько, что и не счесть.
— Я каждый день сам линчевал себя за то, что натворил. Заставил тебя страдать. Предал твое доверие. Я сто кругов ада прошел. Бесился, что ничего не могу изменить. И виноват во всем сам. Но это все ничто по сравнению с тем, через что прошла ты. Мне так жаль… Я бы все отдал, чтобы забрать твою боль себе. Слышишь? Я так люблю тебя!
Алиса поворачивается ко мне, и я вижу слезы на ее глазах. Прекрасных, таких любимых глазах.
— Зачем ты ковыряешь эту рану, Назар? Зачем травишь душу? Не надо, пожалуйста… Уже ничего не изменить…
Она закрывает ладонями лицо, но я осторожно убираю их и тихо прошу:
— Посмотри на меня.
Алиса поднимает взгляд, и я четко выговариваю каждое слово:
— Прости меня. Теперь я точно знаю, каково тебе пришлось.
Лицо Алисы вытягивается.
— Теперь? — хмурится она. — Почему именно теперь?
— Потому что я прошелся в твоих сапогах, — горько усмехаюсь я.
— Моих сапогах? О чем ты?
И я заговариваю. Начинаю с самого начала: с бассейна, с Марата. Рассказываю обо всем. И о разговоре с матерью Марата, и о последующей беседе по душам с моей мамой. И о том, что до сих пор боюсь плавать.
Алиса охает, округляет глаза, но не перебивает, внимательно слушает.
Я продолжаю. Рассказываю, как познакомился с Ребровым. Как сдружился с ним, как увидел в нем родного по духу человека. Как делился с ним всем. Как сделал правой рукой. И как он меня предал.
— Ты знаешь, — сбивчиво завершаю я свою исповедь, — я готов сделать из него боксерскую грушу, это да. Но наверное, это должно было случиться. Теперь моя компания стала его, а я… я все понял. Правда. И начну все сначала. С тобой. С сыном. Обещаю, что больше не буду от тебя ничего скрывать. Ни чувств, ни мыслей, ни планов. Прости меня! — снова прошу любимую и замираю в ожидании ответа.
Губы Алисы дрожат, она смотрит на меня с болью во взгляде. По ее щекам бегут слезы, и она хрипло произносит:
— Мне жаль, Назар. Мне так жаль…
— Меня? Не надо, — не успеваю договорить, потому что Алиса меня перебивает:
— Тебя. Меня.
И все. Такое ощущение, что срывает какую-то заслонку, что стояла у нее в душе.
— Нас… — еле слышно договаривает она и плачет.
Горько-горько.
И столько невысказанного в ее слезах… Столько боли, столько эмоций…
Она рвет мое сердце на части своими слезами. Чувствую себя последней скотиной. Я радовать ее хочу, а не быть причиной ее слез.
Сажусь рядом и прижимаю к себе. Сразу замираю: вдруг оттолкнет.
Но этого не происходит, и я глажу ее по спине, по волосам.
Шепчу что-то успокаивающе, как вдруг радионяня взрывается криком Никиты.
Алиса мгновенно вскакивает и исчезает в дверях, а я провожаю ее растерянным взглядом.
Что она скажет, когда вернется?
Глава 50
Назар
— Этот период обязательно когда-нибудь закончится, — успокаивающе шепчу Алисе.
Никита лежит на моей согнутой в локте руке животом вниз, лицом на моей ладони, и я мерно его покачиваю. Мы только недавно искупали его в ванночке, и от него исходит легкий аромат ромашки. Ромашки, счастья и бессонных ночей.
Алиса морщится, покачивает головой и жалуется, стонет:
— Мы все перепробовали! Я чувствую себя такой беспомощной…
Это правда. Колики — будь они неладны. Мы с Алисой теперь и сами можем составить методичку «Что делать при кишечных коликах у новорожденных».
У Никиты они начались спустя месяц после рождения, и вот уже несколько недель наш сын задает жару своим родителям. И даже Марине, которая тоже помогает по мере сил, несет вахту.
Сегодня Никита никак не хочет успокаиваться, и я пускаю в ход тяжелую артиллерию: качаю на руках то в позе «Тигр на ветке», как сейчас, то «Самолетиком».
Качаю и замечаю, как тепло Алиса смотрит на сына.
Иногда такого теплого взгляда удостаиваюсь и я. На этом все.
Прошло три недели с нашего разговора, а воз и ныне там. Ну, как там: Алиса перестала держать наготове щит и меч, общается охотнее, делится ежедневными новостями, но
