Риза Грин - Девять месяцев из жизни
– Я не злая, – говорю я. – Разве что злопамятная. Ну и как у вас, девушки, дела?
Она прилепляет к столу пластиковую скатерку, раскладывает на ней пластиковые контейнеры, баночки и мисочки и начинает готовить какую-то мешанину.
– У нас все чудненько, – говорит она высоким искусственным голоском, которым разговаривают с детьми. Надеюсь, она не собирается весь обед так разговаривать. – А ты-то как? Выглядишь прекрасно.
Я делаю страшную морду.
– Не надо, пожалуйста. Я выгляжу как людоед, который только что съел парочку годовалых младенцев. Жду не дождусь, когда все это кончится.
– Знаю, – говорит Джули. – Под конец тяжелее всего. Ну ничего, осталось немного.
Она достает пластиковую ложечку и начинает кормить Лили своей мешаниной, а та разевает рот так ловко, быстро и аккуратно, как будто воспитывалась в пансионе для благородных девиц. Она чувствует мой взгляд и одаривает меня большой беззубой улыбкой.
– Она когда-нибудь плачет? – спрашиваю я.
– Практически нет. Только когда что-нибудь не в порядке. Ангельский ребенок.
Понятно, что ангельский. Джули нежно треплет ее за щечку, а потом наклоняется ко мне и начинает говорить нормальным голосом:
– Уже знаешь, что тебе подарят к родам?
– Подарят... чего?
– Ну, подарок к родам. Ты что, не понимаешь – подарок за то, что ты рожаешь ребенка?
И она мне рассказывает про подарок к родам сейчас, через десять минут после того, как я записалась на кесарево?
– Я об этом даже не знала, – говорю я, начиная впадать в панику оттого, что мимо проплывает такая чудесная возможность получить подарок. – А тебе что подарили?
– Сережки с бриллиантами, – говорит она, как бы между прочим поднимает волосы и демонстрирует два гигантских сияющих солитера. – А ты что, не заметила?
– Нет, – говорю я. – Не заметила. У тебя уши все время волосами закрыты. Поздравляю.
Не знаю, спрашивать ее или нет.
– А если кесарево, подарок полагается дарить? – спрашиваю я.
– Конечно, – говорит она. – Только он, наверное, как-нибудь по-другому называется. – Она подозрительно смотрит на меня. – Так ты все-таки решилась на кесарево?
– Да-а, – говорю я несколько удивленно. Не помню, чтобы я ей говорила про это.
– Знаешь, моей сестре делали кесарево с первым ребенком. И мне тогда казалось, что это ужасно, как будто она не по-настоящему рожала, но теперь я уже не так уверена. Может, это и неплохая идея.
Bay. He ожидала. Подозреваю, что влагалище у нее очень растянуто.
– Подожди, ты сказала, на следующей неделе? – вопит Джули. – Боже мой! Так скоро!
– Да, – говорю я. – Совсем скоро. Осталось всего восемь дней жизни в качестве коровы. Если бы я жила в Индии, люди бы мне молились.
Джули смеется.
– Послушай, – говорю я. – Я не думаю, что Эндрю знает эту традицию с подарками к родам. Давай ты с ним поговоришь. А лучше Джон. Только надо все сделать так, чтобы он не подумал, будто это моя инициатива, хорошо?
– Конечно, – говорит Джули. – Я уж прослежу, чтобы ты из больницы с пустыми руками не вышла.
Она поднимает свой бокал с минералкой.
– За детей и за подарки, которые они нам приносят, – говорит она.
– За подруг, – говорю я. – И за женскую солидарность.
Мы смеемся и чокаемся минералкой.
24
Во вторник утром я стучусь в кабинет Линды, спокойная и решительная. Да, я смирилась с тем, что весь следующий год буду работать полную неделю. Я смирилась с тем, что первым языком Паркер будет испанский, и что она будет называть няню мамой и воспринимать меня как проплывающий в ночи пароход, и что все свои пенсионные сбережения я буду тратить на залечивание ее душевных ран, к которым неизбежно приведет недостаток материнской заботы. Я приняла это все как факт и окончательно успокоилась, так что теперь главное, чтобы меня не уволили.
– Заходи, заходи, – говорит Линда, делая мне знак одной рукой, а другой продолжая печатать.
Я усаживаюсь напротив нее и нервно постукиваю правой ногой, пока она не заканчивает и не поворачивается ко мне. Разумеется, первым делом она окидывает меня оценивающим взглядом и даже не пытается скрыть отвращение.
– Боже мой, Лара, когда ты наконец родишь этого ребенка? Я и не думала, что человек может так раздуться и не лопнуть.
– Спасибо, – говорю я. – На следующей неделе. В эту пятницу работаю последний день.
– Отлично, – говорит она. – Как ты все хорошо рассчитала. А в кабинете у тебя все в порядке? До июня тебя кто-нибудь подменит?
– Конечно. Всю почту за апрель и май я подготовила заранее, так что Рэчел остается только отправить их в дни, указанные на конвертах. И когда будут готовы наши окончательные списки, надо будет разослать их по колледжам. С этим она справится. Она управляется с бумажной работой лучше меня.
– Ладно, буду иногда заходить, проверять, как у нее дела, а ты не забудь оставить свой домашний и мобильный номер на случай экстренных ситуаций.
– Обязательно, – говорю я. Руки трясутся. – Собственно, я хотела поговорить с тобой про Тик Гарднер. У меня есть некоторые новости по поводу ее поступления.
– Да, про ее поступление я уже слышала. Черил мне сегодня с утра звонила. – Линда смотрит на меня с понимающей усмешкой. – Ты очень удачно вчера заболела. Что у вас там, к чертовой матери, произошло?
Блин, это плохо. Это очень, очень плохо.
– Дело в том, – говорю я, – что Нью-Йоркский университет наотрез отказался ее брать. Я все испробовала. Я напрягла свои связи, объясняла, намекала, но с ее оценками и результатами тестов это было совершенно невозможно. У них в этом году огромный конкурс. Впрочем, есть и хорошие новости: ее берут в Калифорнийский университет, так что она хоть куда-то поступила.
– Хоть куда-то? – Линда смотрит на меня в полнейшем недоумении. – Она именно туда и хотела. В субботу ей прислали письмо с подтверждением, и Черил говорит, что она была так счастлива, что скакала по дому с дикими воплями. Черил думала, что она хочет в Нью-Йоркский, но Тик ей сказала, что давно уже передумала. Она сказала, что ты ее уговорила на Калифорнийский, потому что там более серьезные музыкальные программы, и ей там больше понравится. – Она качает головой. – Должна тебе сказать, Гарднеры – в восторге. Им на самом деле не очень хотелось отпускать ее одну в Нью-Йорк, а Черил к тому же считает Калифорнийский университет более престижным заведением. А потом, представляешь, Стефан взял у нее трубку, чтобы сообщить мне, как ты прекрасно поработала. Рассказал, что вы встретились на какой-то вечеринке, и ты произвела на него огромное впечатление. Он даже поздравил меня с тем, как я мудро поступила, взяв на работу бывшего юриста. Так что, дорогая моя, можешь на будущий год хоть все пять дней работать дома, попечительский совет тебе и слова не скажет. Мои поздравления. Наш договор остается в силе.
