Салли Боумен - Любовники и лжецы. Книга 2
Этот свет был неярким и неровным, но он значительно приободрил ее. Джини прислушалась. По-прежнему тихо. Взглянув на часы, она оцепенела, отказываясь верить тому, что показывали стрелки. Было уже начало шестого. Значит, она провела здесь более часа. Более часа прошло с тех пор, как кто-то захлопнул и запер дверь. Это открытие подтолкнуло ее к лихорадочным действиям.
Вначале она попробовала на прочность дверь черного хода, потом – входную. Обе были укреплены толстыми поперечинами, чем отличались от обычных дверей в старых коттеджах. Почему она раньше не заметила этого? Собрав всю свою силу, Джини попыталась раскачать их – ни одна не подалась ни на сантиметр.
Она прошла обратно на кухню. Газ горел по-прежнему неплохо. Открыв шкаф рядом с плитой, она обнаружила там газовый баллон. Опасливо посмотрев на него, она попробовала сдвинуть свою находку с места, однако баллон оказался слишком тяжелым. К тому же на нем не было счетчика, так что не было возможности определить, полон ли он.
Мысль о том, что газ, а значит, и свет вскоре может погаснуть, была невыносимой. Джини немедленно начала поиски осветительных приборов. Должно же быть в этом доме хотя бы что-то – небольшой фонарик или свечи. Ни того, ни другого не оказалось. Она снова заставила себя успокоиться. Двери не открываются, через крышу не пролезть. Единственная надежда оставалась на окна, к сожалению, заколоченные.
Впрочем, оставалось необследованным окошко на кухне, над раковиной. Взобравшись на кухонную стойку, она внимательно изучила его. Как и другие окна первого этажа – еще два были в гостиной, – оно было тщательно задраено. Толстые доски, вернее, сплошные древесностружечные плиты, были приколочены изнутри гвоздями к рамам. Гвозди шли по всему периметру с интервалом в три сантиметра. Да и сами плиты были монолитными.
Джини сползла на пол и поплотнее запахнулась в пальто. Холод пробирал до костей. Тепло, которое она застала, придя сюда, давно уже улетучилось.
В темноте, озаряемой голубоватым мерцанием газового пламени, Джини вернулась в гостиную и внимательно посмотрела на керосиновую печь. С такими приборами ей никогда не приходилось иметь дела, и она постаралась вспомнить, как разжег эту штуку Макмаллен в тот вечер, когда они здесь побывали. Кажется, он открыл сбоку маленькую дверцу и еще подкрутил что-то, регулируя длину фитиля. В конце концов она смогла разобраться в этом нехитром механизме и растопила печку.
Вспомнив, как это делал Макмаллен, Джини отрегулировала пламя, которое из желтого и чадящего превратилось в прозрачно-голубое. В комнате стало немного светлее. Она тщательно обшарила всю гостиную и кухню, заглянув в каждый шкаф, выдвинув каждый ящик. В итоге на кухонном столе лежали три столовых ножа, три вилки, одна чайная ложка и один консервный нож – все, что ей удалось найти. Ни одного инструмента.
Снова забравшись на кухонную стойку, она решила для начала испробовать ножи. Тяжело дыша, Джини старалась унять дрожь в руках. Тонкое лезвие легко проходило между доской и оконной рамой, однако этим все и ограничивалось. Она пошевелила ножом в попытке расшатать доску, но лезвие было слишком слабым. В отчаянии Джини вогнала лезвие в щель до отказа и попыталась действовать рукояткой. И это не помогло. Она дернула на себя рукоятку посильнее – лезвие со звоном обломилось.
Вскрикнув от досады, Джини отшвырнула обломок ножа. Она тут же предприняла новую попытку, на сей раз пустив в ход вилку. Поначалу казалось, что в щель можно засунуть зубцы, но когда это ей не удалось, она стала поддевать доску ручкой вилки. Однако ручка была слишком толстой, и зацепить ею край доски никак не удавалось. Теряя от отчаяния голову, Джини налегла на вилку изо всех сил, но та выскользнула из пальцев, и ее зубцы вонзились глубоко в кисть. Завопив от боли, Джини выронила ее. Кровь, струившаяся из раны, капала с пальцев в раковину. Джини слезла на пол, чтобы открыть воду. Она отвернула кран, но вместо воды он выдал только бульканье, сменившееся сухим свистом.
Почему-то этот звук вселил в нее неподдельный ужас. Она беспомощно озиралась в доме, ставшем для нее западней. В нем не было ни воды, ни пищи. Газа и керосина надолго не хватит. А дом пуст, заброшен, забит досками. И никому не известно, что в нем находится она. Она могла провести здесь дни, недели. Паника, подавив все остальные чувства, лишала способности трезво оценить ситуацию. Кровь, стекающая с руки, алыми пятнами расцвечивала белизну раковины. От газа воздух на кухне стал сухим и едким. Прислонившись к раковине, Джини пыталась подавить в себе страх, уговаривая себя успокоиться. Она нашла тряпку, чтобы перевязать рану, уменьшила пламя газовой плиты и керосиновой печки, чтобы экономить топливо, и заставила себя спокойно все обдумать.
Неправда, что никто не знает, где она. Паскаль знает. Может быть, и не наверняка – она же ничего не говорила ему о коттедже, – но, во всяком случае, ему известно, что она намеревалась осмотреть железную дорогу, проходящую неподалеку отсюда. Он ждет ее в Лондоне к шести часам и, не дождавшись, наверняка что-то предпримет. Он хорошо обдумает все возможные варианты и поймет, куда она могла направиться. Только дура способна думать о возможности провести здесь дни или недели. Не будет этого! Ее обязательно найдут и освободят. Однако она не собирается дожидаться, когда это произойдет, и постарается сама выбраться из этой западни.
Ее мысли были обращены к Паскалю. Она видела его лицо, слышала голос. Внезапно он показался таким близким, и эта близость вдохнула в нее новые силы. Джини опять вскарабкалась на кухонную стойку и тщательно ощупала края доски. Один гвоздь – справа внизу – был вбит вкось, а потому держался слабее других. Действуя теперь медленно и осторожно, она просунула под кривую шляпку лезвие другого ножа и начала потихоньку раскачивать его: взад-вперед, взад-вперед…
На это у нее ушло несколько часов. Несколько часов кряду она раскачивала один-единственный гвоздь, который держал лишь крохотную часть огромной доски. Ей удалось чуть-чуть вытащить его – сперва ножом, а потом, когда щель между доской и оконной рамой стала немного пошире, с помощью вилки. Сосредоточившись на маленьком квадратике деревянной поверхности, Джини обдумывала события минувшего дня. И они – одно за другим – четко вставали на свои места. Макмаллен, конечно же, был жив. Теперь она была абсолютно уверена в этом. Он побывал здесь. Именно он купил газету, разжег керосинку и открыл конверт с фотографиями. Именно Макмаллен, подсказывал ей рассудок, находился поблизости, когда она пришла сюда, и именно он запер ее. Теперь он ушел, что могло означать только одно: этот дом ему больше не нужен. Итак, он ушел, но куда?
