Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
И тут Нина спросила подругу как о чем-то очень для нее важном:
– А что ты думаешь о Пат из «Трех товарищей»?
– Ничего не думаю. Романтический образ, блестящая комета, проплывающая по страницам романа, приманка и оправдание для мужиков. Почему, мол, мы все не такие, как Пат? Грубые, приземленные! А ты роди в обычном роддоме парочку детишек да поживи в одной комнате с ними и со свекровью несколько лет, посмотрю я на тебя, каким ты будешь романтическим рыцарем. Подумаешь, Пат! Девушка из хорошей, когда-то зажиточной буржуазной семьи, проживающая остатки денег, доставшихся ей в наследство. Что эта Пат делала? Гуляла, читала, ездила в оперу… В общем, по нашим понятиям, ничего не делала. Об этом сейчас мечтает наше новое поколение вроде твоей Лизы. Поколение тех, кто гонится за безбедной жизнью за мужниной спиной. Но мы в нашей истории и такое уже проходили. Разве у нас не было скучающих героинь? Та же Елена Серебрякова из «Дяди Вани». Я долблю своим ученицам, что такая жизнь кончается неврозами.
– А женские журналы учат, что неврозами страдают от очередей, отсутствия денег и неудовлетворенной сексуальной жизни. Тебе приходится противостоять всем массмедиа сразу! – засмеялась Нина. – К тому же у Пат не было невроза, она умерла в туберкулезном санатории…
– Это ее и спасло. От невроза, во всяком случае. Ну что было бы с ней, если бы она не заболела? Ну год, ну два поездила бы она за главным героем по пятам, а потом соскучилась бы сама, наскучила бы ему, и он, боже упаси, может быть, стал бы даже ее сравнивать с другими женщинами. Вот ведь каким неприятным мог бы быть конец этой романтической истории. Не веришь?
– Верю, – сказала Нина. – Но согласись, сидеть в серебристом платье в консерватории куда приятнее, чем долбить кувалдой промерзлую землю. Так, может, лучше пожить, наслаждаясь, год, а потом умереть, чем всю жизнь мучиться?
Пульсатилла подумала, а потом сказала:
– Мучиться-то не просто так, а во имя чего-то. Детей надо вырастить, а если их нет – чужих научить, вылечить, накормить. Мало ли доброго можно сделать на земле? Но сейчас нам с тобой, – она улыбнулась, – давно пора спать. А то проспим на работу. Опоздаем учить вечному новые поколения. Ты – математике, я – литературе.
Нина встала из-за стола, отнесла в раковину чашки.
– Но все-таки что же мне делать с Кириллом, Таня? – жалобно спросила она.
– Ждать и жить! – ответила Пульсатилла и включила воду. И в рокоте воды, текущей ночью с приличным напором, Нине показалось, что она в словах Пульсатиллы услышала раскатистое контральто Клеопатры Михайловны.
«Чего уж я так переживаю? – подумала она. – Танька вон еще с девчонками мучается, а я сама лишь за себя отвечаю. Неужели без него пропаду? Как Бог даст – так и будет, а война покажет мне план». – И, накинув на уставшее тело ночную рубашку, она с наслаждением улеглась на предложенную ей Татьяной постель – раскладной диванчик, за неимением другого места помещавшийся в кухне. Утром на работу она опять шла пешком и в перерыве не могла перехватить в буфете даже маленький ученический коржик. У нее чуть не впервые в жизни совершенно не оказалось денег. Она как-то незаметно отвыкла думать о деньгах, и теперь это было для нее по меньшей мере странным. Утром Пульсатилла накормила ее завтраком, и ей, к счастью, пока и не хотелось есть. Так Нина давала свои положенные уроки, а в перерывах просто сидела за своим столом, и в голове у нее прокручивались картинки вчерашнего дня: вот она у себя дома с Лизой, вот Пульсатилла стоит на площади перед Третьяковкой с Шарлем и его женой, вот они на кухне с подругой обсуждают Ремарка. И лишь где-то глубоко в тайниках ее мозга стояла неподвижная заставка, как на экране выключенного телевизора, – это была поднятая на нее рука Кирилла, желавшего отомстить за любовницу. А потом словно сама собой вдруг всплыла в ее памяти рука Роберта, осторожно ласкавшая ее пальцы в тот вечер, когда по дороге от Ленца она переключала рычаг коробки передач.
«Собаки тоже, наверное, запоминают в первую очередь руки людей – дающие пищу или замахивающиеся в ударе», – подумала она. И от этого сравнения на душе стало невообразимо печально. Когда же занятия закончились, Нина нарочно прошлась пешком мимо церкви, но возле моста никого не было, и она, тряхнув головой, отгоняя и мысли, и воспоминания, медленно побрела домой. И даже нарядная шубка – предмет обсуждения всего педагогического коллектива училища, – казалось, уже не летела ей вслед пушистыми фалдами.
Она открыла дверь их когда-то общего с Кириллом дома. В квартире никого не было. В комнатах стояла успевшая запылиться мебель, в кухне валялась на полу пустая бутылка из-под коньяка, немытые бокалы были составлены в раковину. И Нине показалось, что она случайно зашла в обиталище каких-то чужих людей, и все вокруг нее было враждебно и чуждо. Она вернулась назад в холл, медленно разделась, вымыла руки и лицо и, не думая больше ни о чем, не зажигая света, добрела до спальни и завалилась там на кровать.
Поднял ее телефонный звонок.
– Где Кирилл? – не поздоровавшись, не назвав Нину, как обычно, «деточкой», закричала в трубку свекровь. – Что с ним случилось? У него на голове страшная рана!
– У нас был скандал, он меня ударил, и моя подруга стукнула его бутылкой по башке, – равнодушным голосом объяснила Нина. – Я думаю, что Кирилл сейчас у своей любовницы. Где именно, я не знаю.
От такого наплыва информации свекровь некоторое время молчала.
– Хороши дела! – через несколько секунд сказала она весьма ядовито. – У Кирилла любовница, ты устраиваешь потасовки, как какая-то пьяная забулдыжка, и молчишь! Почему я об этом ничего не знаю?
– Зачем говорить? – не поняла Нина.
– Ты не понимаешь, потому что ты не мать! – завопила свекровь. – Я же должна знать, что ты вытворяешь с моим сыном?
– Я ничего не вытворяю, – пожала плечами Нина. – Кирилл бывает у вас каждый день. Пусть сам и рассказывает, если хочет.
– Давно у него любовница?
– Не знаю.
– Не скрывай! Как можно этого не знать? Умная жена всегда заметит разницу в поведении мужа!
– Ну, если судить по поведению, значит, уже как минимум лет пять, – улыбнулась Нина. – Примерно столько времени он ко мне неважно относится.
– И ты говоришь об этом спокойно! Что же ты ничего не предпринимала?
– А что я должна была делать?
– Ну, повысить к нему внимание, угождать ему во всем!
– Угождать… – горько усмехнулась Нина.
– А ты вместо этого не нашла ничего лучшего, как записаться в какую-то дурацкую автошколу! – продолжала, не слушая ее, свекровь. – Неудивительно теперь, что он тебя бросил!
– Во-первых, еще и не бросил! – рассердилась Нина. – А во-вторых, я, по-вашему, человек или машина, существующая для того, чтобы угождать вашему сыну?
