Алые небеса Сеула - Лина Ро
– Мальчик… Мой драгоценный мальчик, – причитает Пак и ловит окровавленные пальцы Сохёна. – Прости меня… глупого старика.
– Абоджи… ты никогда меня не слушаешь, – сквозь сиплый кашель шепчет Сохён. – Я ведь предупреждал, что однажды Минхо…
– Брат, тебе нельзя говорить! Молчи!
– Да, адыль[53], послушай хёна, береги силы.
Помещение начинают заполнять люди. Только теперь замечаю за окнами мелькание красного и синего света. Наверное, приехала скорая, а может, и полиция, что для меня, как и для Минхо, не очень-то хорошо. Впрочем, плевать! Главное, чтобы спасли брата!
К нам подбегают санитары. Кто-то из бригады реанимации оттесняет меня. Бесит! Хочу отпихнуть мужчину и взять Сохёна за руку. Не позволю снова нас разлучить! Враждебный блеск в глазах замечает Пак Бёнхо и решительно кладет ладонь на мое плечо.
– Они пытаются помочь…
Я дергаюсь, отшатываюсь, но жест старика оказывается действенным – работе медиков не мешаю. Поднимаюсь с пола синхронно с ними. Сохёна перекладывают на носилки, несут к выходу. Иду следом. Однако брат протестующе качает головой, пытаясь сбросить с лица кислородную маску. Сотрудники скорой замедляются. Тот, что держит баллон с газом, машет мне.
Подхожу ближе. Сохён пытается привстать. Стонет. Я наклоняюсь, чтобы он не напрягался, и, к своему изумлению, слышу в слабом и одновременно насмешливом голосе иронию:
– Слышь, а ты куда собрался?
– То есть? Я поеду с тобой!
– Придурок… – Брат закатывает глаза, ухмыляясь, и почему-то продолжает на английском: – Тебя девушка вообще-то ждет. Красивая… Если опять облажаешься, а ты точно облажаешься, я непременно отобью у тебя нуну.
– Чего? – потрясенно захлебываюсь я.
Теперь ясно, почему он заговорил на иностранном языке, хотел, чтобы Маша поняла! Вот же мелкий!..
Сохён смеется, но сразу же корчится от боли.
– Все будет хорошо, хён. Увидимся позже. – И, кивая медикам, брат позволяет приложить маску к своему самоуверенному и дерзкому носу.
Я потерянно оглядываюсь. Нахожу взглядом Соколову. Рядом с ней – Джуён, придерживает под руку, попутно объясняя происходящее.
– Хану! – раздается голос председателя совсем рядом, но пока не могу отвести глаз от Марии.
Она в порядке? С ней не стряслось ничего плохого?..
– Да, председатель.
– Поезжайте с Сохёном и проследите, чтобы в больнице все прошло гладко, а после позаботьтесь о… – но договорить Пак не успевает.
– Вас понял, председатель, – твердо отрезает Чон, как выясняется, верный пес Пака, представленный к Минхо в качестве няньки. – Ну а вы? Как доберетесь до больницы?
– Я отвезу! Положитесь на меня… – включается в беседу Джуён, зачарованно глядя на секретаря, а несколько секунд спустя по помещению прокатывается протяжное: – Оппа[54].
Госпожа Чхве заигрывает с Чон Хану? Ну и поворот! Я, конечно, догадывался, что Джуён не от мира сего, но в такой ситуации… Мне определенно нравится мой личный секретарь, пусть поработать вместе удалось и недолго.
Секретарь Чон тем временем озадаченно щурится, но слова девушки никак не комментирует, однако согласно кивает и удаляется вслед за медиками с носилками.
Я же направляюсь к Маше.
– Кенчана?[55]
Соколова недовольно щурится. Понимаю, что говорю на корейском, и досадливо морщусь.
– Прости, забылся. Как ты? Нормально?
Маша улыбается – устало, можно сказать, через силу, но искренне.
– Да, все хорошо, – кивает она.
«Маленькая моя… Прости, что втянул в неприятности. Клянусь, больше никто и никогда не посмеет тебя обидеть», – вертится на языке, но слова остаются невысказанными. Но думаю, Мария и без громких фраз знает, что у меня на сердце, она чувствует меня, как никто другой!
– А где Минхо? – внезапно спрашивает Соколова.
Я вздрагиваю, резко оглядываясь и, будто на нас вот-вот обрушится крыша, прижимаю русскую к груди, накрывая голову ладонью.
– Мои люди его увели, – отвечает Пак Бёнхо, приближаясь к нам. – Позвольте мне разобраться с сыном самостоятельно. Обещаю, он уже не доставит проблем.
– Самостоятельно? – злобно рычу я, но Маша осторожно касается моей щеки и гасит моментально вспыхнувшее пламя.
Пара секунд, чтобы перевести дух, окончательно взять себя в руки и отпустить ситуацию… Получается. Грудная клетка, вздыбившаяся колесом, опускается и принимает правильную форму. Застоялый воздух покидает легкие, позволяя вдохнуть свежий. Сердце замедляет ритм. Я спокоен. Все позади.
Утвердительно киваю и бережно беру русскую за руку.
– Идем. – И вновь командный тон, но не приказной, просто не терпящий возражений.
Соколова не сопротивляется, сжимает мои пальцы, послушно следует к выходу.
– Соджин! – окликает председатель.
Я не оборачиваюсь, но останавливаюсь.
– Вступи в наследство, дай мне компенсировать твои годы жизни, проведенные в скитаниях. Да, деньги не искупят вину, но это все, что я могу предложить.
Молчу. Не представляю, что сказать. Мне не нужна компания, и я уж точно не намерен носить фамилию Пак! Зато Сохён… Как будет лучше для него? Чего хочет брат? После стольких лет разлуки и непростительной ошибки в прошлом я не имею права принимать решение в одиночку.
– Поговорим, когда брат встанет на ноги, – отвечаю холодно, без эмоций, и мы с Машей покидаем здание «Ким-Компани».
На улице холодно, даже пар изо рта идет. Хорошо хоть дождь закончился и небо прояснилось. Хочется верить, что это добрый знак.
Пока направляемся к машине, я пытаюсь осмыслить случившееся, что, увы, непросто. Узнать, что вся моя жизнь была вымышленной карикатурой на правду, отец – и не отец вовсе, а человек, которого я сызмальства ненавидел, оказался не абсолютным злом, а мужчиной, потерявшим возлюбленную.
С ума сойти можно!
Инстинктивно стискиваю кисть Маши сильнее. Могу ли я понять Бёнхо?.. Да! Ведь сейчас чувствую то же самое. Девчонка, идущая рядом, одной своей улыбкой сбивает мои внутренние настройки, ломает выработанные годами алгоритмы, заставляет действовать против утвержденной системы координат, наперекор здравому смыслу и логике. Любовь – странная штука, опасная, непредсказуемая. Определенно, я могу взглянуть на ситуацию глазами председателя, но хочу ли?
Хм… Может, позже, когда пыль уляжется.
– Соджин, – вдруг заговаривает Соколова, отгоняя прочь грустные мысли. – Луна такая красивая, что умереть можно, да?
Губы трогает улыбка. Вот он – момент истинного счастья! И как вовремя, Маша!
Как чертовски вовремя…
Запрокидываю голову. Горизонт залит ярко-красным цветом, будто средь облаков кто-то опрокинул огненную палитру. Но алые небеса более не пугают меня. Теперь я уверен, они несут радость.
Нахожу взглядом взгромоздившуюся на небо луну, но упорно молчу.
– Эй, Ким Соджин, ничего не хочешь ответить?! – негодующе уточняет Соколова.
Останавливаюсь, разворачиваюсь к своему нахохленному возмущением воробью, слегка нажимаю пальцем на кончик чуть вздернутого носа, будто на
