Забирая Еву - Виолетта Роман
Слушаю его, и снова трясти начинает.
— А с этим что?
— Сидит. Думаю, даже несмотря на связи свои, не отвертится. Только показания Евы нужны, брат. Без них никак, — хмурится он.
— Посмотрим, — не успеваю договорить, со стороны коридора звучит голос матери.
— Коль, ванная готова!
— Хорошо, — встаю и, приподняв Еву на руки, несу в ванную.
Слышать Лешин рассказ было трудно. Но то, что происходит со мной сейчас, ни одними словами не описать. Меня трясет от гнева, когда, аккуратно сняв с нее больничную одежду, я вижу во что превратили мою девочку. Она настолько худа, что я могу без труда пересчитать ее болезненно выпирающие ребра. Все тело в синяках и ссадинах. Что они с ней делали?! Убью, каждого.
Осторожно, боясь причинить боль, опускаю в теплую воду. Купаю, словно ребенка грудного. Тщательно намыливаю волосы, а когда начинаю смывать, Ева неожиданно открывает глаза.
— Привет, — улыбаюсь, поддерживая ее голову.
— Ты мне кажешься… — слышу ее слабый голос, и от сердца немного отлегает.
— Нет, Ева. Ты со мной, — пытаюсь улыбнуться, но тело настолько напряжено, что вряд ли выходит что-то радостное. Смыв с волос шампунь, приподнимаю ее и усаживаю на закрытую крышку унитаза. Бережно вытираю полотенцем. Все это время Ева ни разу так и не посмотрела на меня. Сидит молча, склонив голову.
— Зачем? – спрашивает она, когда я кутаю ее в халат.
— Что «зачем»? – присаживаюсь перед ней на колени. Дотрагиваюсь до подбородка, приподнимаю его, хочу заглянуть в глаза. Но она отдергивает голову, отводит взгляд. Будто специально не хочет смотреть.
— Зачем ты приехал? – пытается говорить ровно, но я слышу дрожь в ее голосе. Молчу. Что мне ей ответить? Да и надо ли? Хватит слов. Они не изменят прошлых ошибок.
Беру в руки расческу, аккуратно, стараясь не делать больно, вычесываю спутанные волосы.
— Я же долбаная ошибка, Кай. Зачем все это? – ее тихий, горький смешок – удар под дых. Пару секунд пытаюсь вспомнить, как дышать. Ева в полном праве так говорить и думать обо мне, потому что все ее слова - чертова истина.
Закончив с волосами, откладываю в сторону расческу, присаживаюсь перед ней. Она снова отводит взгляд.
— Я все исправлю.
— Мне все равно. Теперь уже все равно, — шепчет она на этот раз равнодушным голосом. Не хочу спорить, не хочу слышать ее слова. Просто обнимаю.
— Не трогай меня, — всхлипывает, а мне сдохнуть хочется, не отпускаю ее.
— Не трогай меня, прошу, — плачет, сжимаясь от моих прикосновений, словно от чего-то приносящего нестерпимую боль. Отстраняюсь от нее. Пытаюсь держаться спокойно, в то время как сам задыхаюсь от боли.
— Хорошо, пойдем в постель, — подаю руку, чтобы могла подняться. Ева игнорирует ее. Встает, опираясь о стену, на трясущихся ногах направляется в сторону спальни. Настолько тяжело ей дается каждый шаг, что мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не плюнуть на все и, подняв на руки, самому отнести в кровать.
— Тебе принести что-нибудь? – спрашиваю ее, накрывая одеялом.
— Нет. Уходи, — произносит тихо, отворачиваясь от меня в сторону. Меньше всего мне хочется упускать ее из виду. Но я понимаю, что в данной ситуации, я, прежде всего, должен создать ей благоприятные условия для выздоровления.
В кухне мама кормит Леху.
— Ну как она? – спрашивает мама.
— Не хочет меня видеть, - говорю, а сам взгляд в пол опускаю.
— Ну хотя бы в себя пришла, — подает голос Леха. — Я позвонил врачу, Коль. Завтра утром приедет. Осмотрит ее, подскажет, как нам вытянуть поскорее из этого состояния.
— Хорошо, — киваю, присаживаясь на свободный стул.
Спустя несколько часов друг уезжает, пообещав приехать завтра вместе с доком. К Еве в спальню больше не захожу. С мамой она прекрасно общается, а меня даже видеть не хочет. Не знаю, как мне теперь исправлять все это. Не простит. Да и поделом ведь. Заслужил каждое сказанное в свой адрес ругательство. Только сейчас для меня главное - вытянуть ее. А с остальным разберусь позже.
До ночи мотался во дворе. Занимал себя чем угодно, лишь бы не оставаться без дела. А когда стемнело и мама сказала, что Ева уснула, прокрался к ее спальне.
Просидел полночи возле ее кровати. До полуночи она спала, а после - беспокойно металась по кровати, стонала, переходя на тихий плач. Разве можно выдержать дистанцию, когда ей так плохо? Не выдержал. Когда совсем невмоготу стало, подорвался к ней. А она в слезы. Отталкивает своими худенькими ручками, по подушке мечется. Тут и сам чуть в истерику не впал. Никогда еще таким потерянным и раздавленным не был. Вышел из комнаты, рухнул на пол под дверью. Так и просидел остаток ночи. Стиснув зубы, затыкая рот кулаком. Прислушивался к каждому ее шороху. Смотрел в темноту на ее силуэт и захлебывался от чувства собственной никчемности, от отвращения к себе. Всегда считал себя сильным, знающим что-то в этой жизни, а оказался последним слабаком и трусом. Оставил ее одну среди стервятников, накинувшихся на беспомощную девчонку. Пока убивался чувством вины, закидывался дорогим виски, пытался отвлечься с помощью работы и спорта, она здесь все круги ада проходила.
Глава 41
На следующее утро приехал Леха с врачом. Док, осмотрев Еву, побеседовал с ней и удалился с нами для разговора.
— Я ознакомился с ее медицинской картой, — поправляя очки на переносице, говорит он. — Девочке поставили диагноз шизоаффективное расстройство. Кололи ей очень сильные нейролептики :галоперидол, аминазин.
— Какие последствия от этих препаратов?
— Основным фармакологическим эффектом аминазина является вызывание нейролептического синдрома - эмоционального оскуднения, безвольного, безразличного отношения к
