Сладкий грех. Искупление (СИ) - Мур Лина

Мои кости превращаются в накалённые металлические прутья, обжигая изнутри. Крик боли вырывается из моего горла. Мою голову наполняют разные голоса, но громче всех её. Энрики. Внутри меня всё крутит. Кости ломаются и собираются снова. Сердце вырезают ржавым ножом, причиняя ещё большую боль. Страх для меня — узнать, что мой ангел больше не живёт. Страх — это понять, что боль внутри меня, это и есть подсказка. Страх — это потерять единственного человека, который мне дорог. Страх — это лишиться своей стаи. Страх — это уничтожить своими руками свет в глазах женщины, которую я… я люблю.

— Энрика! — Я отталкиваюсь от земли и бегу. Я бегу. Камни срываются внизу вместе со мной. Я группируюсь и ныряю в ледяную воду. Я не чувствую температуры воды. Я просто знаю, что она холодная.

— Энрика! — Выплывая, кручусь в воде. Я ищу её.

— Энрика! — Волна накрывает меня, и я ныряю снова. Глаза щиплет от соли, но я плыву, ища руками её. Я хватаюсь за воду, а её нет.

— Энрика! — мой голос перекрывает шум бьющихся о скалы волн. Страх. Он так силён. Боль уничтожает меня, вырезает моё сердце.

— Энрика!

Я снова ныряю. Опять и опять. Я ищу. Кручусь на месте. Я боюсь. Мне холодно. Я чувствую холод. Он исходит изнутри. Холод. Потерял… убил… уничтожил… не успел.

— Энрика! Прошу… Энрика! — Меня качает на волнах. Вой исходит из глубин моего сердца. У меня есть сердце, и я его тоже чувствую. В эту секунду я начал его чувствовать. Моя стая… моё всё. Мой мир. Моё искупление. Моё прощение. Умоляю… умоляю…

— Энрика! — Замечаю ткань, всплывшую на поверхность. Я гребу, борясь с течением, которое уносит меня от неё.

— Пошёл ты на хрен! Она моя! — Ныряю под воду и плыву. Я двигаю руками и ногами, пока не хватаю ткань. Я тяну её на себя и тяну наверх платье Энрики. Делаю глоток кислорода и держу её в своих руках. Энрика бледная и холодная.

— Минуту. Потерпи.

Плыву к камню. Тащу Энрику на себе. Я борюсь с морем. Никто не заберёт у меня то, что я люблю. Больше никто не вырвет из моих рук то, чем я дорожу больше жизни.

Вытаскиваю Энрику на камень и надавливаю на её грудь. Делаю ей искусственное дыхание, замечая, что по камню струится кровь, смешанная с солёной водой. Чёрт. Снова и снова. Раз-два-три. Давлю ей на грудь, а потом прикасаюсь к её губам. Живи. Дыши. Где угодно. Живи… только живи.

Кашель вырывается изо рта Энрики. Я переворачиваю её. Рвота и вода брызгают из её горла. Нащупываю у неё на затылке шишку, пока придерживаю её на боку. Энрика ударилась головой, отсюда и кровь. Она бы выплыла, если бы не течение.

— Энрика! — Прижимаю её к себе и тру её плечи. Она дышит. Медленно. Хрипло. Дышит. Прижимаюсь губами к её лбу и качаю в руках.

Ненавижу себя. Я ублюдок и мразь. Я потерял всё из-за страха сказать три грёбаных слова. Какие-то слова, и сейчас я всё теряю. Я кричу. Кричу от этой боли, теперь понимая её причины. Это не кости болели. Не моё животное рвалось на волю. Это не было чем-то ненормальным. Я просто люблю. Люблю до боли. Так сильно. Люблю и теряю. Люблю и боюсь одиночества. Люблю. Вот так. Я умею любить. Я уже люблю. Энрика была права. Я люблю её. Никого не люблю, а её люблю. И я кричу от боли, разрывающей моё сердце. Дело было в нём. Я отмахивался, смеялся, изводил нас обоих, а сердце болело. Затем боль расползлась дальше. Она стала наваждением. Она подсказывала и давала мне сотню возможностей остановиться. А я? Блять. Ублюдок. Я теряю… теряю единственного человека, который меня любил. Я теряю. Я знаю, что теряю. Боль возникла из-за этого. Сейчас я ясно понимаю, что теряю её. Любовь останется, а её не будет рядом. Не могу сказать точно, почему я это знаю, но уверен в том, что буду любить её и стану безумным без неё.

Однажды я выдумал себе волчицу, чтобы она спасла меня. Но через много лет она появилась. Настоящая. Живая. Такая же нежная и добрая. Я так долго искал её и нашёл, чтобы вновь потерять.

Я лжец. Я отъявленный лжец. Я убеждал себя, что она моя жертва и хочу жениться на ней только по этой причине. Нет. Я просто хотел Энрику себе. Только себе. Любить её и не знать, что я люблю. Я врал. Всем врал и самому себе тоже. Мне ничего не нужно в этой жизни, кроме Энрики. Ясно? Она воскрешает меня настоящего. И я давно уже воскрес. Давно, просто не признавал этого. Боялся той же боли. Думал, что прошлое возвращается. Нет. Это будущее и настоящее, в котором я всё убиваю, как меня и научили. А Энрика верила в меня. Она любила меня, даже вот такого подонка. Любила и спасала. Закрывала собой, а я боялся того, что однажды она уйдёт. Она уже готова была уйти, я не хотел этого видеть. Лучше быть овощем, чем знать, что любви нет, и всё было ложью.

Чёрт, я, оказывается, всё чувствую. Чувствую, как одеревенели мои пальцы от ледяной воды. Чувствую, что я потерял туфли. Чувствую, как мою кожу покалывает от холода. Я чувствую. Это страшно, пугающе и так приятно. Чувствовать. Наконец-то, чувствовать себя живым.

Я не заметил того, как приехала береговая охрана. И не особо запомнил, как меня увезли вместе с Энрикой в госпиталь. Я видел кровь на её платье. Видел бледные губы Энрики и её серую кожу. Я чувствовал её слабость и не мог помочь. Я опоздал, вот и всё. Я опоздал. Пока прятался, бегал от самого же себя, я всё упустил.

Поднимаю глаза, когда из операционной выходит хирург. Он спускает маску. Я один здесь. Жду уже долго, выживет Энрика или нет. Очень долго.

— Мистер Нолан.

Мне приходится встать. Моя одежда стала тяжёлой, и она холодная.

— Почему так долго? — хрипло спрашиваю я.

— Дело в том, что во время осмотра и реанимации, мы обнаружили проблему, с которой боролись всё это время.

Нет. Пожалуйста, не надо. Я отпускаю её. Я ухожу. Только не надо.

— Что за проблема? — мне сложно даётся вопрос.

— Ваша невеста была беременна. Срок небольшой. Шесть-семь недель. Мы не смогли спасти плод, а пациентка потеряла много крови. Случился выкидыш.

— Что?

— Мы не смогли спасти плод, но яичники не задеты. Через несколько месяцев пациентка снова сможет забеременеть. Мне очень жаль, мистер Нолан. Обморожение, удар головы, видимо, сильный стресс, когда она сорвалась со скалы. Всё это спровоцировало выкидыш. Мы сделали всё, что могли.

Я отшатываюсь от хирурга. Меня обожгли его слова.

Энрика носила моего ребёнка. Нашего ребёнка. Я хотел детей. Я так хотел от неё детей. Я знал, что поступил плохо, когда не сообщил ей о том, что соврал о контрацепции. Нет, моя цель была другой. Навсегда привязать её к себе. Привязать любимыми способами. Я хотел детей только с ней. Я лживый подонок.

А что теперь? Я убил нашего ребёнка. Энрика не простит меня.

Резко хватаю за горло хирурга и прижимаю его к стене.

— Слушай внимательно. Никто и никогда не должен узнать о том, что моя жена потеряла ребёнка, ясно? Никто и никогда, даже она. Этого не было. Я всё улажу, но никто и никогда не вспомнит об этом. Вы все сотрёте эти воспоминания и не скажете ей. Ты меня понял?

— Но…

— Никаких «но». Этого не было. Ребёнка не было. Выкидыша не было. Моя жена ударилась головой и сильно. А также пережила клиническую смерть. Но никакого ребёнка не было. Ты меня понял? — Я сильнее сжимаю его горло.

— Да… хорошо.

Отпускаю его и отхожу.

— Если я узнаю, что кто-то проговорился или же, где-то остались записи, то убью всех вас. Я уничтожу ваши семьи у вас на глазах. У меня много власти, и я ей воспользуюсь. Никто не причинит боль моей жене. Я ясно выразился? — под хрипы и кашель говорю я.

— Да, я понял. Мы всё уладим. Скоро пациентку перевезут в палату.

— Это, блять, моя жена! Она миссис Нолан! Запомни! — выкрикиваю я.

— Хорошо… миссис Нолан, скоро будет перевезена в палату, и вы сможете её навестить. Она, скорее всего, долгое время не сможет прийти в себя, потому что у неё сильное сотрясение, но она жива и будет жить.

— Прекрасно. Я жду.

Отворачиваюсь, и грудная клетка снова вспыхивает от боли. Я кусаю кулак, протыкая зубами кожу, чтобы не заорать от того, что сделал.