Михаил Берсенев - Полюбить раздолбая
Тимур умел действовать решительно, когда требовалось. Вот и сейчас он вскочил и помчался вдогонку. Алкаши шли в предвкушении богатой выпивки и, поэтому, не услышали приближающихся шагов бойца, жаждущего справедливости. Тот, как коршун, подлетел к ним и, не останавливаясь, вырвал из рук свою сумку с бутылками и продолжил бег уже с ней. Мужики остановились. Малиновая физиономия спросила, держа в руке надкусанный батокн колбасы «Докторской»:
— Что это было?
После паузы добавил: «-Там же и наши бутылки…». Все трое «синяков» стартовали одновременно. Через сто метров один из них не выдержал и, тяжело дыша, опустился на скамейку. Двое других не заставили себя долго ждать: опосля две минуты бега они, кряхтя, сопя и икая, ухватились за деревья и тщетно пытались прийти в себя. Живчиков же бежал легко, даже с удовольствием. Дома призывник поставил в ряд все бутылки и с удовлетворением отметил, что все, за что он платил, осталось нетронутым, кроме колбасы, что остался у воришек. Парень чувствовал довольство собой, и сегодняшнее приключение вспоминал с улыбкой. Сегодня он еще раз убедился, что решительность — великая вещь, и у него эта решительность есть.
На следующий день с утра позвонил его друг Саша Ногинский. Саша жил в соседнем подъезде и частенько заглядывал к Живчиковым по делу и просто так. На этот раз он звонил по делу:
— Слушай, старик, тут я примус себе на дачу прикупил, очень удобная вещь, а главное — нужная. Он от бензина работает, поэтому я тебе и звоню. Ведь у вас машина. Ты не отольешь мне немного, литра полтора, а?
Тимур вспомнил, что у отца на балконе стоит небольшая канистра с бензином.
— Конечно, о чем разговор! Приходи через пару часиков, как раз я буду готов к этому времени.
Через два с лишним часа в квартиру Живчиковых позвонили. Тимур открыл дверь и увидел на пороге Ногинского. Они поздоровались и прошли в комнату. Сашка сбросил с плеча сумку и извлек из нее тару для бензина. Затем он вытащил нечто блестящее, похожее на кастрюлю. Ногинский пояснил:
— Внутри находится примус. Но, я его так и не видел, ибо не понял, как его оттуда извлечь. Сколько не пыжился — все бесполезно: три какие — то ручки торчат, и все. Хрень какая — то заграничная. Я эти ручки и крутил, и вытягивал, и нажимал, но до содержимого добраться так и не смог. Две головы лучше, чем одна. Посмотри, как его открыть.
Живчиков принял примус и стал исследовать его футляр. Прикидываясь в очередной раз большим знатоком техники, Тимур принял серьезный вид. И — чудо: на этот раз он нашел разгадку. Оказывается, чтобы открыть футляр, надо нажать одновременно на обе ручки по разные стороны корпуса. И завершить процесс извлечения примуса из футляра должно третье лицо. Ногинский же не сумел понять все эти тонкости, чем и заслужил презрительное — «неуч». Наконец, сам примус был извлечен на свет. С виду — действительно симпатичный. Ногинский схватил инструкцию и стал читать вслух. Постепенно они освоили принцип работы сего агрегата. «-Ух, ты! А здесь какой — то насос», — удивлялся Ногинский. Тимур пояснял: «-Это чтобы бензин закачивать». «-Ух, ты! А здесь какая — то ручка!». «-Это, чтобы регулировать интенсивность пламени». В конце концов, они решили испробовать примус в работе. Ногинский принялся усердно закачивать бензин в примус, Живчиков же сдержанно руководил. И вот Сашка зажег спичку и, повернув ручку регулирования интенсивности огня, поднес ее к соплу. Моментально вспыхнуло высокое пламя, сопровождающееся прерывистым шипением.
— Убавь пламя! — верещал Живчиков и уже вместе с Ногинским в разные стороны крутил ручку. Правда, это никак не сказывалось на размере огненного языка: он остался таким же мощным. Живчиков изо всех сил дунул в сопло, чтобы сбить пламя, но — бесполезно. Ногинский еще раз покрутил ручку регулирования и вдруг примус, буркнув, стал выплевывать из своего чрева огненные порции. Первый горящий плевок полетел на занавеску, второй — на стену, третий — на письменный стол. Четвертого не было: Тимур с оглушительным треском закрыл крышку. Вокруг постепенно занималось пламя. Живчиков ошарашенными глазами взглянул на Ногинского. Тот был всегда абсолютно невозмутим, как и сейчас. Он только молвил:
— По — моему, горим!
В голосе его не было пока ничего, кроме озадаченности. Оба вскочили одновременно: Живчиков сорвал горящую занавеску и выкинул ее в окно, а Ногинский схватил банку с водой для цветов и вылил ее всю на разгорающиеся обои. Через пару минут пожар был потушен. Оба приятеля перепугались и сейчас глубоко дышали, стоя у открытого окна. Все уже было позади, и они успокаивались. Комната представляла жалкий вид: сгоревшие тетрадки на письменном столе с большим черным пятном, черное пятно на стене, сорванный держатель для занавесок. Посредине комнаты чернел примус, что сыграл с ними такую милую шутку.
Вечером состоялся не очень приятный разговор с родителями. Правда, Живчиков участвовал в нем довольно косвенно, ибо в основном предки пытались доказать друг другу, что Живчиков — младший пошел именно в мать (так утверждал отец), хотя та упрямо утверждала, что в отца. Тимуру надоело это слушать, и он решил уйти.
На улице было хорошо: легкий ветерок дул в лицо, свежий воздух приятно щекотал ноздри. Вечерние улицы залиты светом, ослепительно горели витрины магазинов. Парень шел проспектом к кинотеатру. В этот момент он услышал:
— Молодой человек, вы не могли бы мне помочь?
Живчиков взглянул на подошедшую женщину. Та продолжала:
— Вы понимаете, мне нужно купить продукты, а собаку в магазин не пустят. Вы не могли бы чуть — чуть с ней постоять, пока я куплю необходимое. Вы не бойтесь, она не кусается и, вообще, очень спокойная.
Юноша посмотрел на собаку. Та принадлежала к какой — то непонятной породе: скорее всего смесь более или менее породистой с дворнягой. Довольно крупная псина, с рыжей шерстью и двумя темными пятнами на морде. Живчиков заметил, что животное не очень — то ухоженное: нечесаная шерсть, свисающая патлами. Собака смотрела на Тимура. Живчиков подметил, насколько все же были умные глаза у этой псины — именно осмысленные глаза, а не зенки какой — нибудь болонки, у которой, как считал парень, такого Божьего дара, как ум, нет.
— Конечно, — согласился Живчиков, — я никуда не спешу, покупайте.
Женщина всучила ему в руки поводок и, сказав: «-Ее зовут Диана», зашла в магазин. «-Зачем мне ее имя?» — подумал призывник, достал смартфон и принялся играть в тетрис при свете витрины. Примерно через час, увлекшись, Живчиков закрыл браузер и потер уставшие глаза. Сейчас он стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу. Рядом смирно сидел пес и, как показалось юноше, не особо переживал долгое отсутствие хозяйки. «-Какая наглость!» — возмущался Живчиков — «-Вот и помогай людям после этого!». И терпение лопнуло. Он привязал собаку и зашел в магазин. Пройдя по всем отделам, он, естественно, никого не нашел. Через десять минут магазин закрыли. Тимур прождал еще час и, наконец, решил уйти, оставив собаку у магазина. Он взглянул на пса, сказал: «-Извини, подруга!», и стал уходить. Пройдя шагов пятнадцать, оглянулся: на опустевшей улице, привязанный, сидел одинокий пес и смотрел Тимуру вслед. Парень почувствовал, что не сможет уйти один. Неведомая сила не позволяла ему сделать это, и он подошел к животине. Та сразу же вскочила, завиляла хвостом, преданно смотря в глаза человеку. Тимур отвязал животное и с ним вместе, не спеша, отправился домой. Добравшись до дома, Живчиков, немного подумав, решительно позвонил в дверь. Ее открыл отец и увидел своего сына с собакой на пороге. Алексей Живчиков посмотрел сначала на своего ребенка в проеме двери, потом на собаку и простонал: «-Боже мой!». Затем он развернулся и крикнул:
