Ребекка Пейсли - Полночь и магнолии
Это заявление говорило о ее девственности. Девственность — вот, что было необходимым условием невесты для королевской семьи Авентины. Конечно, потом она станет страстной женой, но это потом.
А сейчас он сказал:
— В будущем, пожалуйста, воздерживайся говорить о таких непристойностях. Ты будешь спать в моей кровати, а я расположусь на диване.
Она взглянула на огромный бархатный диван, а затем на кровать. Затканный золотыми узорами бархатный балдахин над кроватью был настолько длинным, что золотые концы кистей свисали до пола.
Предметом ее желаний было поспать в такой кровати.
— Хорошо, но только никаких фантазий в середине ночи, слышишь? — спросила она. — Ты самый коварный соблазнитель из тех, кого я встречала. А если будешь прилипать со своими штучками, я смогу сказать тебе «нет».
Ее отповедь его развеселила, но наивная честность и тронула, и смутила, и застала врасплох. Ему никогда не давалась такая откровенность. Опять показалось, что они уже где-то встречались.
Ему стало неловко, что он учил ее прятать свои эмоции. Она наклонил голо ну и сказал:
— Я даю тебе слово, что ты будешь в полной безопасности сегодня ночью.
Удовлетворенная его обещанием, она взяла сумку и прошла к кровати. По дороге она увидела, что за аркой есть еще одна комната. Ох, какая это была комната! В мраморном полу была вделана сверкающая золотом ванна. На стенах висели пушистые полотенца и лежали на полках белые куски мыла. И все это многократно отражалось в полностью зеркальных стенках.
— Боже, я никогда не представляла, что может быть такая ванна. Мы мылись дома в деревянной кадке, что стояла у очага. Потом она наполовину сгнила, а отец так и не сделал новой, и нам приходилось ходить мыться в ручье Макинтошей. Боже, какая холодная была там вода! А отец дразнился, что от ледяной воды на груди растут волосы! Но я не верила, что от ледяной воды растут волосы. А тем более у меня. Я ведь девушка…
Она оторвала взгляд от ванной и посмотрела снова на Сенеку. Ее глаза уставились ему прямо в грудь.
— Ты что, никогда за всю жизнь не мылся в ледяной воде? — спросила она. — У тебя такая гладкая грудь, как нос у моли!
Он невольно посмотрел на свою грудь, прикидывая про себя: насколько же гладкий нос у моли? Сравнение его груди с этим насекомым носило явно оскорбительный характер и он возмущенно сказал:
— Сохрани такие неприличные для леди сравнения, для себя. Ясно, Пичи?
Она, правда, совершенно не поняла, что в этом сравнении неприличного, но, на всякий случай, согласно кивнула головой. Затем, поставив поднос с коронами на стол, села на кровать. Сидя на кровати, отцепила с пояса свой большой кинжал, сняла с ног поношенные башмаки и красные носки и тут остановилась.
— Я всегда сплю раздевшись, — пояснила, проскользнув между портьер балдахина на кровать. — Но, так как ты остаешься здесь, я сегодня буду спать в одежде. Она уже вся высохла…
«Завтра, моя милая, я найду портных и ты не будешь носить домотканые юбки и старые башмаки. Да и охотничий нож ты также не будешь носить», — подумал про себя принц Сенека, но ее идея спать одетой все же ему понравилась.
— А почему ты не хранишь эти короны здесь, у себя?
— Они слишком ценны, чтобы храниться так просто. Во дворце есть специальная, постоянно охраняемая комната для корон и для всех остальных королевских принадлежностей…
— Все равно, зачем держать короны там, где их никто не видит? Когда я получу свою корону и принцесские драгоценности, я буду носить их, не снимая и каждый день. Ну, только что в ванной, и все…
Он пожал плечами, ничего не ответив.
— А вообще, мы с тобой можем поговорить немножко? — поинтересовалась она. — Мне необходимо рассказать тебе о своих мечтах, прежде чем я уйду из мира сего. Я ведь тебе уже сказала, что у меня осталось совсем немного времени. Наверно, часть их уже никогда не сбудется, но некоторые еще можно попробовать исполнить. Например, потанцевать с цыганами. С тех пор, как я увидела в своей книжке рисунок цыгана, появилось желание станцевать с живым цыганом. Они бьют в бубны во время танца. Ты видел такое, Сенека? Знаешь, ты похож на цыгана со своей черной шевелюрой, смуглой кожей. Может быть, ты родственник цыган?
— Нет, — ответил он. Его интересовало, когда же ее рот устанет говорить.
— Возможно, ты и не знаешь, — продолжила она. Улыбаясь, она вытащила клочок бумаги из сумки.
— Хорошо, мой цыганский принц. Здесь мой свадебный наряд, — сообщила она ему, показывая на рисунок, что был на клочке бумаги. — Я нарисовала свой свадебный наряд, пока плыла на корабле. Это платье — предел моих мечтаний, Сенека. И я мечтаю о нем с тех пор, как узнала о том, что я выйду замуж за тебя…
Сенека никак не мог понять, почему она так была уверена, что выйдет за него замуж. Ее вера в приметы была, конечно, такой же нелепой и смешной, как и ее уверенность в том, что она скоро умрет. В действительности же, она выглядела здоровее любой женщины, которую он когда-либо встречал.
— Сенека, — сказала она и показала ему свой рисунок, — эти маленькие точки, которые я нарисовала — алмазы. Посмотри, куда я хочу, чтобы они были пришиты. Их надо пришить от середины талии и дальше в низ по юбке до пола. Алмазы образуют твое имя, Сенека, видишь. Вот тут: С-Е-Н-Е-К-А. Мое самое дорогое, возлюбленное имя. Это будет такое романтическое платье! И конечно же, я хочу мою принцесскую корону, Сенека. Это будет то, чего желает моя душа.
— Ты можешь положить свой рисунок на столик рядом с кроватью, а завтра я посмотрю его, — сказал он, успокаивая ее, хотя у него уже были свои идеи относительно ее свадебного наряда. Став его невестой, она наденет платье, которое подобает принцессе: из шелка, кружев и цветов.
— Укладывайся спать, — распорядился он. Откинувшись назад, она утонула в мягких перинах. Вокруг нее было много шелковых подушек. Сонливость нахлынула на нее.
— Завтра, — начал Сенека, — ты встретишься с моим отцом. — Я с ним сначала поговорю наедине, а ты останешься здесь, в этой комнате до тех пор, пока я за тобой не приду. Это будет рано утром, где-то около восьми часов утра. Я думаю, что тебе надо будет встать пораньше, часов в семь, чтобы успеть одеться. Приношу извинения, что придется встать в ранний час.
Пичи слышала, как он говорил ей. Но ей стало так тепло, так уютно и ей так ужасно захотелось спать, что она совсем не могла сосредоточиться на том, что он говорил. Единственное слово, которое она четко поняла и услышала, было слово «завтра».
— Завтра, — пробормотала она. — Завтра на рассвете я пойду в зеленые поля, где пасутся овцы и буду играть с ними…
Сенека слышал ее бормотание и решил, что она все поняла и согласилась.
