Сюзанна Форстер - Приходи в полночь
Она сверилась со своим рабочим блокнотом, чувствуя необычную легкость. Так вот как воздействует на женщин Монтеpa? Заставляет их отчаянно хотеть познакомиться с ним поближе? Его очарование обладало особым свойством, поняла она. Заставь их ждать, заставь терзаться, дай им ровно столько, чтобы им захотелось больше. Это был один из самых действенных приемов, известных в бихевиоризме. Она улыбнулась. Спросите любую белую мышь…
— Насколько я понимаю, в юности у вас были проблемы, — сказала она. — Вы какое-то время провели в тюрьме. Хотите рассказать мне об этом?
На его лицо набежала тень, но Ли не поняла, что это было. Боль? Гнев?
— Рассказывать особо нечего, — ответил он. — Мне было семнадцать, но меня судили как взрослого и дали пять лет. Я отсидел три.
— Как умер тот человек? — Она знала подробности, но хотела услышать историю из его уст. Если Монтера будет лгать ей — или себе, — то основой для выводов станет правильно прочитанный язык его жестов и мимики.
— Быстро. Надеюсь, в мучениях.
Ли почувствовала, как по ее рукам пробежал холодок. Он хотел смерти этого человека. По крайней мере это было правдой.
— Это была самооборона, — объяснил он. — Но, к несчастью, присяжные с этим не согласились. На парне, который на меня напал, насчитали полдюжины ножевых ранений — многовато, по-видимому.
— Но он действительно напал на вас?
— Он бросился на меня с ножом, — спокойно заметил Монтера. — Меня это жутко разозлило.
Ли была достаточно осторожна, чтобы не выдать своих чувств. Клиенты всегда наблюдают за психиатрами, высматривая сигналы, которые подсказывают им, безопасно или нет раскрыть свои самые темные тайны незнакомому человеку.
Некоторые из них испытывали психиатра совсем как дети, проверяющие родителей, пытаясь узнать, как много те им позволят, прежде чем остановят. В случае с Монтерой она поняла, что такое тестирование может оказаться опасным.
— Вы были очень молоды, — продолжала она. — Всего семнадцать лет. На что это было похоже… убить человека?
— Это была необходимость. Или он — или я.
Ли думала, что сумеет почувствовать сожаление, возможно, даже поймет, что за облачко затуманило до этого его лицо, но ее оптимизм оказался преждевременным. Он смотрел на нее, как могло показаться, без особого интереса, но глаза его посветлели, и взгляд их сделался жестким.
— Вы просто не поняли, доктор, — сказал он. — Вы думаете, что в такие моменты есть рациональный выбор? Убивать или не убивать? Это абсурд. В баррио нет выбора. Ты или успел, или умер.
Сейчас он ищет оправданий, решила Ли.
— У каждого есть выбор.
Его лицо потемнело, он дернулся.
— Какой бы у вас был выбор, если бы я тогда не подоспел? — Ее молчание подстегнуло его. — Ответьте мне, доктор. Что бы вы сделали, если б меня там не оказалось?
Ли выверенным движением отложила карандаш. Легкость, которую она чувствовала до этого, снова наполнила ее члены, это ощущение отвлекало ее. Увы, на этот раз она надавила слишком сильно и победы не одержала.
— Я бы их уговорила, — сказала она.
— Уговорили? — Раздался холодный, иронический смех. — Как вот сейчас со мной? У вас не было бы времени на разговоры. Эти мерзавцы набросились бы на вас, как звери.
— Так же, как вы? — Мгновение Ли не осознавала, что эти слова произнесла она. Вопрос прозвучал в ее мозгу как обвинение. — Мистер Монтера, — быстро сказала она, — я вполне оценила то, что вы сделали, но я работала с опасными клиентами. И я действительно знаю, как разрядить обстановку. Со мной ничего бы не случилось.
— В конторе или в больнице — может быть. Но не в баррио. Ни малейшего шанса.
Даже если бы его уверенность не спровоцировала ее, то последние пренебрежительные слова сделали это.
— Я работала в тюрьмах с осужденными убийцами! — горячо возразила она.
— В окружении могучих охранников? Какого черта вы не хотите признать, что находились в опасности?
— Я и не говорила, что не была в опасности! — Ли поразилась силе его голоса. Он злился, но что-то крепко держало его в узде, поняла она. Исключительно крепко, словно внутри его был механизм с пружиной, отмеряющей силу. — Я сознаю, что могла пострадать…
— Вас могли изнасиловать, доктор. Или убить.
— Колесики кресла Ли крякнули под ней. Этот звук получился до странности похожим на крик о помощи. Сердце ее сжалось, ей пришлось приложить значительное усилие, чтобы вздохнуть. Но она по-прежнему оставалась психиатром, и ей показалось любопытным, что мужчина, обвиненный в убийстве одной женщины, выказывает такую заботу о безопасности другой. Но разумеется, обвиненный — это всего лишь условный термин, как не уставала она напоминать другим.
— Я пыталась поблагодарить вас тогда, — напомнила она. — Вы мне не позволили.
— Мне нужна была не благодарность… — Он замолчал, грубое слово застыло у него на языке.
— А чего же вы хотели? — спросила она.
— Ничего. Забудьте.
Но Ли была чуть ли не парализована внезапной яростью, промелькнувшей в его взгляде. Смысл этого взгляда был очевиден. Монтера с таким же успехом мог сказать: «Я хотел тебя, сука!» В тот день в гараже она видела его голодное желание и темную страсть. Она почувствовала, как эти чувства охватывают и ее. Монтера смотрел на нее с гневом, будто уже знал ее, словно желал и в то же время презирал ее. Но почему? Почему он так на нее смотрел?
Один из ее дипломов висел криво. Этот удивительный факт приковал ее внимание, когда она взглянула на стену, где демонстрировались ее карьерные и академические успехи. Просто ерунда — криво висящий диплом, — но по какой-то причине ей понадобилось непременно его поправить. Ли резко встала и пошла это сделать.
Для нее эта стена символизировала почти все, чего она хотела достичь. Это была всего одна сторона жизни Ли, и, возможно, она придавала слишком большое значение этим вещам, но все эти документы были для нее источником большой гордости и радости.
Когда она потянулась к заключенному в бронзовую рамку сертификату, что-то заставило ее помедлить и отступить назад. Мгновение спустя она услышала свист, скрип и глухой удар.
— А-ах!
Отскочив назад, она вытаращила глаза на сверкающее лезвие ножа, вонзившегося в стену рядом с рамкой.
Она круто развернулась, ожидая, что Монтера бросится на нее.
— Вы ненормальный?! — воскликнула она. — Что вы делаете?!
Он неподвижно сидел в кресле, откинувшись, словно и не двигался вовсе, его поза была расслабленной, лицо ничего не выражало. Взгляд его говорил: подумаешь, велика важность, он каждый день бросает ножи, и это лишь способ немного отвлечься, небольшая практика по метанию в цель. Но если его внешний вид выражал пассивность, то к его голосу это не относилось.
