Кей Хупер - Магический взгляд
— Ну, кто вас просил распаковывать картины! — прервал его размышления голос Тори, вошедшей в мастерскую. Правда, в нем не слышалось особого раздражения. Но Девон решил быть осторожным, потому что чутье подсказывало ему, что именно теперь решится вопрос о том, сможет ли он стать своим в этом доме.
— Я что-нибудь не так сделал? — Он взглянул на нее.
Тори стояла, облокотившись на косяк двери, и его снова поразило усталое выражение ее серых глаз. Она посмотрела на распакованные картины.
— Удивительно, как вы их расставили.
— Что-нибудь не так? — снова спросил он.
— Нет, напротив, они поставлены в правильном порядке.
Не в силах сдержать свои впечатления от увиденного, Девон с волнением произнес:
— Тори, это просто потрясающе.
Она склонила голову — то ли в знак благодарности, то ли от того, что ей не хотелось продолжать разговор о картинах, в которых она так откровенно поведала о своих переживаниях.
Словно не замечая ее нежелания обсуждать картины, Девон продолжал:
— Ваша живопись — что-то невероятное. Мне не приходилось видеть ничего подобного. Люди-кактусы просто поразительны!
— В искусстве это называется антропоморфизм, — объяснила она, — то есть выражение человеческих свойств через предметы или живые существа. Но вам, вероятно, это и без меня известно.
Девон был уверен, что она специально предприняла экскурс в теорию искусства, чтобы переменить тему разговора, но он не дал ей этого сделать.
— Вы сумели выразить в своих картинах такую широкую гамму чувств, — сказал он, внимательно наблюдая за выражением ее лица, — что на них нельзя смотреть без волнения.
— Все это никому не нужные эмоции, — резко возразила художница.
— Вы не правы. Ваша серия представляет такое разнообразие чувств — от отчаяния ко второму рождению человека, — что это никого не может оставить равнодушным. Это просто блестящий успех, Тори.
— Спасибо, Девон, — сдержанно поблагодарила она.
Заметив, как в ней нарастает беспокойство, а ее милое лицо вот-вот скроется за непроницаемой маской отчуждения, Девон счел за лучшее поменять тему разговора.
— Думаю, что дальше вы сами займетесь своей мастерской, — сказал он весело. — А что будет в гостиной? В тех ящиках тоже картины?
Тень заботы пробежала по ее лицу, и, уже выходя из комнаты, она бросила мимоходом:
— Там не мои работы, я собираюсь повесить их в гостиной.
Девон последовал за ней.
— Хорошо. А я пойду возьму из грузовика инструменты и тут же вернусь.
Тори слышала, как за ним закрылась дверь. Она медленно направилась в гостиную, машинальным движением выловив по дороге из ящика котенка, поставила его на пол и вяло побранила за то, что он раскидал повсюду солому. Затем, опустившись на пол, она снова принялась за распаковку.
Ее руки работали, а мысли были заняты другим. Перед глазами прокручивалось вновь то, что происходило несколько минут назад в мастерской. Этот добряк и весельчак проявил не просто любопытство к ее картинам, но и неподдельный, глубокий интерес. Но как он сумел ее разоружить, мгновенно переменив разговор! Черт побери, у него это прекрасно получается! Проницательность Девона насторожила ее. Вспоминая эту сцену, Тори рассеянно разглядывала фигурку из нефрита и очнулась от размышлений только при звуке его шагов.
— Вот, принес, — сообщил он деловито и поставил ящик с инструментами на пол. — Сначала я распакую ящики, а потом вы мне скажете, куда все это вешать, хорошо?
Не ответив ему, Тори спросила:
— Кто вы по специальности?
Девон удивленно поднял брови.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, — потребовала она, отметив про себя, что проницательность и ироничный ум Девона не всегда уживаются в нем с вежливостью.
Тем не менее Йорк молча подошел к одному из ящиков и начал его открывать.
— Девон!
— А вы догадайтесь! — со смехом предложил он и, вдруг вскрикнув: «Ой», стал стаскивать котенка со своей левой штанины, по которой тот уже собирался вскарабкаться вверх. — Я не дерево, ну объясните же ему, Тори!
И опять — в который раз! — ему удалось уйти от ответа.
Тори взяла котенка к себе на колени.
— Не обижайте его, — сказала она, ласково почесывая зверька за ухом.
— Он тоже не слишком был деликатен с моей ногой.
— Но ведь вы сами можете за себя постоять, — возразила она.
— Он, сдается, тоже не робкого десятка. Это очевидно.
Тори взглянула в его смеющиеся глаза и вздохнула:
— Опять вы сменили тему разговора.
— Разве? — притворно удивился он.
— Знаете что, если не хотите говорить, чем вы занимаетесь, то так и скажите.
— Да, я не хочу, чтобы вы знали, чем я занимаюсь.
— Почему?
— Это секрет.
— Ах, так… — Тори решила показать ему, что тоже умеет играть в его любимую игру — уходить от ответа, и вывести его из равновесия, как это удалось сделать ему по отношению к ней. — Виски, — вдруг произнесла она тихо.
— Вы хотите выпить? — недоуменно спросил Девон.
Она показала на примостившегося на ее плече котенка:
— Нет, просто его зовут Виски.
Скрывая досаду, Девон сказал с невозмутимым видом:
— Ну вот и прекрасно. Правда, немного странно, что он выбрал для себя такое имя.
Тори пришлось отказаться от дальнейших попыток вывести Девона из равновесия. Для этого был необходим определенный опыт и мастерство, которых у нее — во всяком случае пока — не было.
— Осторожнее, — предупредила она, когда он стал вынимать из очередного ящика картину в раме. — Она старше нас обоих вместе. — Говоря это, Тори поставила котенка на пол, и он убежал.
Крепко держа картину обеими руками, Девон посмотрел сначала на нее, а потом перевел взгляд на Тори:
— Наверное, это кто-то из ваших предков?
— Да, это моя прапрабабушка Магда.
Он тихонько свистнул.
— А вы — живая копия своей прапрабабушки.
— Это действительно так. И вот что странно: никто больше в нашей семье ни чуточки не походил на нее. Мой отец был блондином с темными глазами, а его отец, мой дед, — вообще рыжим. Прапрадедушка, муж Магды, был темноволосым, но не брюнетом. Откуда взялась Магда, никто не знает. Известно только, что она была цыганкой.
Тори остановилась и улыбнулась:
— Кажется, наш урок семейной истории несколько затянулся.
Девон продолжал рассматривать картину и не переставал удивляться поразительному сходству обеих женщин, начиная с великолепных волос цвета воронова крыла и до характерного овала лица и разреза глаз. Магда на портрете была примерно в возрасте Тори, когда нежная девичья красота переходит в яркую женскую. Старинная одежда прапрабабушки Магды, как ни странно, даже подчеркивала сходство. Единственное, пожалуй, что их отличало, было выражение лица. В лице цыганки отсутствовала свойственная Тори настороженность, оно дышало уверенным спокойствием.
