Лесли Шнур - Он, она и ...собака

Покончив с почтой, он зашел в гардеробную, разбудив Сида, который поплелся следом, явно желая, чтобы Билли наконец угомонился. Включил свет, разыскал черный чемоданчик, глубоко запрятанный за двумя его костюмами — серым и темно-синим, — за туфлями, за поразительным множеством разнообразных костюмов Дэниела, за пластиковыми коробками с мелочами.

Он внес чемоданчик в гостиную и открыл его. Вынул детали блестящего медного тромбона, аккуратно, но прочно соединил их. Вставил мундштук, предварительно протерев его специальной тряпочкой, чуть облизнул губы. А потом извлек несколько звуков, сыграл гамму, ощущая вес инструмента, глубокие низкие звуки его тембра.

Сид уже привык к этому, и вместо того чтобы прятаться в ванной и закрывать лапами уши, как он делал вначале, повалился на спину и несколько раз перекатился с боку на бок, задрав лапы вверх, словно исполняя безумный танец лимбо.

А потом Билли поставил диск Макса Роуча — классику, с Дюком Эллингтоном и Чарли Мингусом — и заиграл. Сначала потихоньку, сдержанно, прислушиваясь к музыке, улавливая ритм, тональность. Затем лекарство подействовало, пациент встал и пошел. Билли играл бесстрашно и свободно. Сегодня ночью он отпустил себя на волю вместе с Максом, что они проделывали практически ежевечерне. Играя на тромбоне в сопровождении ударных, Билли мечтал о том дне, когда, возможно, встретится наяву с этим парнем, чудо-ударником, Шекспиром барабанов и Ньютоном тарелок. А потом он больше ни о чем не думал, лишь чувствовал, как с вибрацией губ, движением воздуха в грудной клетке музыка заполняет его разум и сердце.

Глава 4

Следующее утро вновь выдалось жарким, и Нина надела велосипедные шорты, футболку с гербом Сорбонны, носки и черные туристические ботинки; волосы завязала в хвост и добавила к образу свою вечную кепку, козырек которой прикрывал лицо в дождь и зной. Сначала она погуляла с Сэмом. Ярко-желтое солнце виднелось сквозь плотный, насыщенный копотью, вонючий воздух — типичное солнце летнего Нью-Йорка. В парке, за прудом, на собачьей площадке рядом с теннисным кортом, Нина нашла три кусочка зеленого стекла и розовую пуговицу, а Сэм получил возможность скакать, играть и нюхать любые собачьи задницы по своему желанию. Люди стояли вокруг группками по трое-четверо, обсуждая новости, жару, необыкновенные способности своих собак и прочую чепуху. Нина терпеть не могла всего этого, поэтому и носила кепку с длинным козырьком. Она отпугивала посторонних.

Набегавшись, Сэм устал, и поэтому, когда они вернулись домой, Нина присела рядом с ним на минутку и ласково потрепала по животу. Карие глаза преданно смотрели на хозяйку, пока она почесывала ему уши, разглаживала шерсть на морде и целовала нос, холодный и влажный. Каждое утро, оставляя его ради того, чтобы гулять с другими собаками, она испытывала одно и то же чувство. Как будто совершает прелюбодеяние. Она думала о том, чтобы брать его с собой, но не хотела подвергать пса мукам ревности, И он все понимал, как всегда, на прощание лизнув ей щеку.

— Сэм, мальчик мой, ты мой птенчик. Мой единственный. Ты, и только ты, навсегда. И ни о чем не беспокойся.

И вышла, тихонько прикрыв дверь, напоследок улыбнувшись Сэму. Тот, повозившись на коврике, свернулся в клубок. В этой позе Нина и застанет его, вернувшись через пару часов. Спустившись на четыре пролета, Нина забросила рюкзачок за спину. В нем самые важные вещи: инструкции, пластиковые пакеты, солнечные очки, бумажник, ключи от квартиры. А на внешней молнии болтались ключи от спасения или погибели, как посмотреть.

Чтобы собрать подопечных, понадобилось больше часа: десять псов разного возраста, цвета, породы, комплекции и характера. Нина была мастером управляться со всеми их поводками и крепко держала шлейки, которые тянули лабрадоры и спаниели, колли, мопсы и просто дворняжки. Порознь каждый из них был просто псом — одни милые, другие нет. Одни энергичные и шустрые, другие — неуклюжие увальни. Но все вместе они образовывали структуру, семью, сообщество, нацию. Индивидуальность уступала место целому, и целое становилось самодостаточным. И чертовски забавным самодостаточным, потому что люди оглядывались, автомобили сигналили и весь мир улыбался этому «только — в — Нью-Йорке» зрелищу.

Кепка выполняла свое предназначение, защищала от солнца и дождя, но порой неприятные человеческие особи все же проникали за барьер козырька. Сегодня они явились в облике двух дамочек из Верхнего Ист-Сайда, лет шестидесяти, возраста ее матери. Но вместо леггинсов и джемпера на одной был костюм от Шанель, туфли-лодочки от Шанель и как улика измены сумка «Тодс». Вторая была в костюме «Сент-Джон» и туфлях «Феррагамо» за две тысячи баксов. Два этих ходячих штампа оказались на углу Восемьдесят девятой улицы и Центрального парка, и Нина искренне удивилась, каким ветром их туда занесло.

Проходя мимо и удерживая рвущихся в разные стороны собак, Нина услышала, как дама «Шанель» произнесла:

— Интересно, каково это — заниматься подобным делом? Думаешь, это интересная работа?

На что мадам «Сент-Джон» ответствовала:

— Подумываешь о новой карьере, Джуди?

— Она ведь могла бы иметь постоянную работу, верно? Держу пари, она даже окончила колледж.

— Она и выглядит как нормальная молодая женщина, если не считать дурацкой кепки.

— Если считать нормальным сочетание велосипедных шортов с ботинками нацистских штурмовиков.

Не в силах сдержаться, Нина вскинула подбородок и выглянула из-под своей оклеветанной кепки.

— Дамы… — начала она.

— Давай, детка. Не спускай им!

И Нина, и обе дамочки обернулись. Нина узнала этот голос с характерной хрипотцой. Позади них стоял Исайя — шесть футов три дюйма роста, сто семьдесят пять фунтов веса — афроамериканец, с дредами до самого, как он говорил, «хозяйства», в окружении восьми собак на шлейках. Исайя был коллегой и конкурентом Нины, бывший заключенный, но, как он сам пояснял, исключительно за употребление наркотиков, деньги на которые, впрочем, он добывал участием в разного рода незаконных махинациях. Отсидев три года, он вернулся на улицу, прошел курс реабилитации, перевоспитался, окончил колледж и сейчас запросто входит в квартиры с собственного разрешения хозяев.

Нина бросила взгляд на Исайю, а его псы в это время обнюхивали друг друга, потирались мордами, прижимались — точь-в-точь одиночки в баре Ист-Сайда в пятницу вечером. Тетки с нетерпением ждали, что же им ответит Нина.

— Я выгуливаю шестнадцать собак, в среднем дважды в день, пять дней в неделю. Умножив Шестнадцать на два, а потом на пять, получаем сто шестьдесят. Теперь умножьте это на четырнадцать долларов, поскольку именно эту сумму я беру за прогулку, и вы получите более двух тысяч долларов. Наличными. Чистыми. В неделю. Добавьте сюда периодические прогулки по выходным, плату за кратковременное содержание собаки, если хозяева в отъезде, а это сорок пять долларов за ночь, плюс бонусы, подарки и прочее, и в сумме получится две с половиной тысячи. В неделю. Наличными.