Эмма Маклохлин - Дневники няни
Женщина в темных очках а-ля Джеки Онассис случайно натыкается на наш столик, едва не сбив на пол чашки.
— Бинки? — спрашивает миссис N., касаясь руки женщины, пока я поспешно хватаю чашки.
— О Господи, не заметила! — восклицает та, поднимая очки. Глаза ее распухли и покраснели от слез. — Прости, что не приехала на день рождения Грейера. Консуэла сказала мне, все было просто сказочно.
— Я собиралась позвонить, — отвечает миссис N. — Что я могу для тебя сделать?
— Ничего, если только не знаешь подходящего киллера.
Она вытаскивает платок из сумочки от Тода и громко сморкается.
— Этот адвокат, которого рекомендовала Джина Цукерман, совершенно беспомощен. Оказывается, все наше имущество записано на компанию Марка. Он получает яхту, дом в Ист-Хэмптоне. Мне остается квартира за четыреста тысяч долларов, и это все.
Миссис N. ахает, а Бинки со слезами продолжает:
— И мне предписано предоставлять квитанции на каждый цент, потраченный на содержание детей. И что прикажете? Ходить к детскому косметологу?
— Возмутительно!
— Подумать только, у этого судьи хватило наглости рекомендовать мне вернуться на работу! Он и понятия не имеет, каково это быть матерью!
— Откуда им? — поддакивает миссис N., для пущего эффекта постукивая пальцами по списку. Я скромно смотрю на бриошь.
— Знай я, что он зайдет так далеко, притворилась бы, что ни о чем не подозреваю… — Голос Бинки срывается. Сжав блестящие от помады губы, она откашливается и злобно шипит: — Ладно, нужно бежать. Везти Консуэлу к хирургу. Ну, знаешь, насчет замены тазобедренного сустава. Клянусь, это уже третий раз за месяц! Поверь, просто никакого терпения не хватит! Ну, рада была повидаться.
Она снова насаживает очки на нос и с воздушным поцелуем исчезает в толпе, ожидающей, пока освободятся столики.
— Итак… — Миссис N. смотрит ей вслед и, поморщившись, вновь обращает взгляд на меня. — Итак, перейдем к делу. Я все здесь напечатала, так что можете прочесть позже. Сейчас пойдем в школу, чтобы Грейер увидел нас вместе и усвоил, что я вам доверяю. Это его успокоит. У него встреча с другом в час тридцать, так что у вас как раз хватит времени на ленч в парке. Завтра вы и Кейтлин можете провести с ним день, чтобы ознакомиться с его режимом. Пусть видит, что вы обладаете одинаковой властью. Буду очень благодарна, если пока не станете обсуждать с ней условия найма. Конечно, — заверяю я, силясь осмыслить все сразу: бриоши, ее инструкции, Бинки. — Спасибо за завтрак.
О, не за что Она встает, вытаскивает из сумочки от Гермеса синюю папку с надписью «НЯНЯ» и изящно посылает ее мне по столу.
— Я так рада, что вы свободны по вторникам и четвергам! Думаю, для Грейера будет большой радостью поиграть с кем-то молодым и энергичным. Он наверняка устал от своей скучной старой мамочки.
— Грейер молодец, — объявляю я, вспоминая его хихиканье в парке.
— Ну… у него свои недостатки, как у всякого ребенка.
Я закрываю сумочку, опускаю глаза и впервые вижу ее лиловые шелковые лодочки.
— Боже, до чего красиво! Они от Прады?
Эти серебряные пряжки ни с чем не спутаешь!
— Спасибо.
Она поворачивает щиколотку, любуется туфлями.
— От Прады. Вам они действительно нравятся? Не считаете их слишком… кричащими?
— О нет, — уверяю я, провожая ее к выходу.
— Моя лучшая подруга только что родила, и ее ноги увеличились на целый размер. Она позволила мне выбрать все, что хочу, но… не знаю.
Пока мы стоим на переходе, она сокрушенно оглядывает туфли:
— Наверное, я просто привыкла носить низкие каблуки.
— Нет, они шикарные. Вам определенно стоит оставить их себе.
Довольная, она улыбается и надевает темные очки.
Миссис Баттерс, преподавательница Грейера, улыбается мне и пожимает руку.
— Рада познакомиться, — говорит она, с обожанием глядя вниз. — Вы обязательно полюбите Грейера. Он совершенно особенный.
Она одергивает вельветовое платье-фартук, болтающееся поверх блузки с пышными рукавами. Со своими круглыми щечками в ямочках и пухлыми ручками она сама выглядит четырехлеткой.
— Привет, Грейер! — восклицаю я, гладя белокурую головку. На нем белая спортивная рубашечка с расстегнутым воротом, хранящая свидетельства бурной утренней деятельности: следы смывающейся краски для рисования и одинокую макаронину. — Как сегодняшние занятия?
— Грейер, помнишь Нэнни? Сегодня вы пообедаете на детской площадке, — сообщает мать.
Он цепляется за ее ногу и неприязненно бурчит мне:
— Уходи!
— Милый, мы могли бы перекусить вместе, но у мамочки дела. Вы так хорошо проведете время без меня! А теперь прыгай на свой самокат, и няня даст тебе что-то вкусненькое.
По дороге на детскую площадку мы с Грейером внимательно слушаем длинный список Симпатий и Антипатий Грейера.
— Он любит детские горки, но лестницы быстро его утомляют. Не позволяйте ему ничего подбирать с земли, он это обожает. И пожалуйста, не пускайте его к питьевому фонтанчику у часов.
— Э-э-э… а куда идти, если ему захочется в туалет? — спрашиваю я, когда мы проходим под пыльными деревянными арками детской площадки на 66-й улице.
— Да куда угодно.
Я уже собралась уточнить этот немаловажный пункт, но тут зазвонил мобильник.
— Ну все, мамочке пора, — объявляет она, захлопывая крышечку. Ее уход сильно напоминает попытки рубить собаке хвост по частям. Каждый раз, когда миссис N. отходит на несколько футов, Грейер закатывается рыданиями, и она спешит назад, увещевая его на ходу:
— Да будь же ты большим мальчиком!
Только когда Грейер окончательно впадает в истерику, она смотрит на часы и с очередным: «Вот теперь мамочка опоздает», — растворяется в воздухе.
Мы сидим на единственной свободной скамейке в тени и едим сандвичи с чем-то вроде овощной пасты и, похоже, с колбасой. Когда он засучивает рукав, чтобы вытереть нос, я впервые замечаю, что с его ремня свисает нечто похожее на визитную карточку.
— Грейер, — говорю я, — что это у…
— Не трогай! — кричит он, отбрасывая мою руку. — Это моя карточка!
Бумажный прямоугольничек почернел от грязи, погнут и, очевидно, не раз побывал в переделках, но я вроде бы различаю выцветшее имя мистера N.
— Чья это карточка, Грейер?
— Говорю же, моя! — Он стучит кулаком себе по лбу, явно возмущенный моей тупостью. — Моя карточка. Иисусе! Покачай меня на качелях!
К тому времени как мы доели сандвичи и немножко покачались на качелях, оказывается, что нам пора идти в гости. Я провожаю его до дома и машу на прощание рукой.
— До свидания, Грейер! До завтра!
Он замирает как вкопанный, оборачивается, показывает мне язык и убегает.
