Кэтрин Эллиот - Сожаления Рози Медоуз
– То есть… ты правда думаешь, что я должна его бросить?
– Тебе не надо было вообще выходить за него. Он придурок, и тебе это известно!
– Элис!
– Но это же правда.
– Но… ты… ты никогда ни слова не говорила! Я понятия не имела!
– Но не могла же я сказать: поздравляю, Рози, старушка, ты вышла за отменный мешок с дерьмом!
– Отменный… – оторопела я. – Черт, и ты только сейчас говоришь мне об этом? – разозлилась я. – Почему не сказала, когда мы с ним еще встречались?
– Те две минуты? Вспомни, Рози, до свадьбы ты привела его к нам на ужин всего один раз. И если мне не изменяет память, весь вечер он поучал меня, как следует процеживать вино, переставить мебель, воспитывать моих детей и правильно готовить курицу в вине – при этом он ел эту самую курицу! И в качестве прощального удара заявил, что мои картины – вовсе не картины, а всего-то «декоративное искусство». Естественно, захлопнув дверь, я решила, что такого гнусного козла не встречала уже давно, но подумала: нет-нет, Элис Филберн, держи-ка рот на замке. Все мы совершаем ошибки, и Рози облажалась не на шутку, но пусть она сама это выяснит, ладно? Потом я уехала в Италию на пару недель – на художественные курсы, а когда вернулась, ты пригласила меня на ланч в «Питчер и Пьяно» и с идиотской улыбочкой продемонстрировала блямбу на безымянном пальце размером с сам Гибралтар, и уже через две недели вальсировала к алтарю в пене шелковой органзы и с затуманенными глазами! И когда мне было вставить хоть слово? До, во время или, может, после принятия брачного обета, а может, когда ты мгновенно забеременела? Может, стоило тогда во всем признаться? Заглянуть на огонек, подарить пару пинеток и шепнуть тебе на ушко: мол, отец твоего нерожденного ребенка – полное чмо?
– Полное… Боже, а теперь можно говорить все, что угодно, да? – взорвалась я. – Давай же, Элис, не сдерживайся!
– Извини, – запнулась она, потянувшись за кофе. – Я не нарочно. Я так долго сдерживалась, закупоривала все в себе, а теперь правда так и рвет наружу, как вчерашний отравленный карри.
– Но ты даже ни разу не намекнула!
– А ты бы прислушалась? – прошептала она, наклоняясь через стол. – Ни за что, Рози, потому что твое замужество – совершенно типичный для тебя поступок. Чем больше я задумывалась, тем больше понимала, что себе ты не изменила. Плывешь по жизни, ничего не замечая вокруг, не знаешь, вторник сегодня или среда, а время от времени кровь ударяет в голову, и ты зацикливаешься на чем-то, а потом – БУМ! – Она грохнула кулаком по столу. – В этом вся ты. Ты похожа на управляемую ракету: никакие доводы не сведут тебя с безумного курса. И в школе было то же самое. Училась себе спокойно, могла бы превосходно сдать выпускные экзамены, и тут, проявив невиданную опрометчивость, ведь лучшие оценки были уже у тебя в кармане, заявляешь, что не собираешься поступать в Оксфорд, а станешь поваром. Ты будто специально так поступила, чтобы разозлить мать, а если и нет, будь спокойна, она все равно взбесилась. Это так на тебя похоже, Рози.
– Но я действительно хотела стать поваром, и мама здесь ни при чем!
– Прекрасно, замечательно, будь поваром, выходи за Гарри; только вот ты делаешь все так резко, что окружающим только и остается, что удивляться. Тебя словно ударяет молния, ты временно ослеплена и – ТРАХ-ТАРАРАХ! – вот и все, тебя несет, тонкая грань между вменяемостью и безумием нарушена. Так и было с Рупертом и Гарри.
– Ну, с Рупертом я не виновата, – огрызнулась я. – Он сам оказался первосортной крысой.
– Согласна, может быть, он выдра еще та, но до появления Руперта вокруг тебя вечно околачивались красавчики, хотя в большинстве случаев, отдаю тебе должное, ты этого не замечала. Когда ты потеряла ключи от машины на вечеринке и беспомощно стояла у дверей, ты не видела, что четверо парней переворачивали диваны и выбрасывали стулья из окна, лишь бы отыскать их. Клянусь, Рози, ты никогда не сознавала своей притягательности, но поверь мне, с завистью наблюдавшей за тобой, – эти парни были готовы на все, Рози, и истекали слюной, глядя на тебя.
– Чушь собачья.
– Поверь той, что молчаливо страдала. – Она обхватила кружку и прищурилась. – Но вернемся к Руперту, точнее к тому, что произошло после Руперта. Помнишь, Рози?
– О, только не это, – пробормотала я.
– Боюсь, тебе придется меня выслушать, это самая важная часть моих доводов. Да-да, то, что произошло потом, очень любопытно. Ты немного потолстела, двойной агент Руперт выведен на чистую воду, твоя самооценка уничтожена, и весь мир превратился в сплошную черноту. Ты внезапно почувствовала себя жуткой уродиной и решила, что больше никто и никогда в тебя не влюбится. Остаток жизни ты проведешь в одиночестве. Единственный выход – выйти за жирного дебила Гарри с диаметрально мизерным мозгом.
Я взглянула на нее. Потом, дрожа, поднялась на ноги и подошла к окну. Прислонилась горящей щекой к холодному стеклу, посмотрела на блеклую зимнюю траву, качели, лесенку, покинутую на неопределенное время. Боже мой, она его ненавидит. Презирает. Она моя лучшая подруга, а я никогда не догадывалась. Мне слегка поплохело.
– Так ты уйдешь от него? – спросила Элис. Какое-то время я стояла, прислонившись лицом к стеклу. Его прохлада меня утешала. За спиной Молли и Лу притворялись, что читают Айво стишки: их пронзительные тонкие голосочки звенели в воздухе, уверенные и твердые. Айво был зачарован. Обернувшись, я увидела, как он с обожанием смотрит на Молли, открыв рот от любопытства, а та делала вид, что читает перевернутую книжку: маленький розовый ротик решительно выговаривал слова. Она перевернула страницу и сделала глубокий вдох.
– Шалтай-Болтай…
– Все, решено, – внезапно и торопливо выпалила я. – То есть да. Я ухожу. Точно.
– Элис пристально смотрела на меня. Потом поднялась и вынула из шкафа бутылку.
– Тихо-тихо, сейчас только половина десятого, – замахала я руками.
– Знаю, но такое грандиозное решение нельзя принимать в трезвом виде. К тому же выбора нет: или выпивка, или шоколадка «Марс», а если ты снова собираешься вырваться на свободу… – Она выразительно покосилась в сторону окна. – То лучше угробить печень, а не бедра. Так что пей. – Она наполнила мой бокал. – К тому же, – чуть мягче добавила она, – я же вижу, что ты в шоке.
– Спасибо. – Я благодарно отпила глоток и тут же сморщилась от оскомины. – Господи, ты что, это сама сделала?
– Вообще-то, да. Настойка из ревеня и цветков бузины, а что?
– Ох, Элис, это же отрава. Вылей немедленно и дай мне вино из «Сэйнсбери» – я видела коробку в углу.
Она попробовала настойку, состроила обиженную мину, но невольно сморщила нос. Вылила варево в раковину и разлила по бокалам вино из коробки.
