Светлана Мерцалова - Запах магнолий
— Не кричи мне в ухо! Никаких бабок Ешек нет! — резко ответила Оксана. — Ты уже большая для такой ерунды!
— Ма-ам, а на кого похож дедушка?
— Увидишь.
— Почему я раньше не видела своего дедушку? — спросила Настя, потрепав мать по плечу. — Почему мы никогда не ездили к нему в гости?
— Отстань. Смотри в окно, — отмахнулась от нее Оксана и закурила.
«Хороший вопрос, дочка! Почему мы только сегодня решили навестить твоего деда? И нужно ли нам это? Однажды я должна тебе все рассказать, даже если это нелегко. Как объяснить тебе, дочка, что такое предательство? Ведь ты еще не знаешь такого слова. Не знаешь, что значит жить с обидой на родного человека всю жизнь, но это не может продолжаться вечно. Ради приличия я должна сделать визит, как бы мне это ни претило.
И вот я, забыв на время об обидах, с полным багажником снеди и семилетней дочкой за спиной, мчусь по этим ухабам, чтобы поздравить отца с днем рождения. Я подниму бокал шампанского за его здоровье, как хорошая дочь, а отец, прослезившись, будет благодарить меня. Все будет выглядеть прилично, но это будет лишь пародия. Пародия на отношения между отцом и дочерью…»
— Мама, весь дым на меня, — заскулила Настя.
— Открой окно!
Опустив окно, Настя принялась разглядывать автомобили, встречающиеся ей на пути. Старенькая залатанная шестерка — вся набитая детьми, тявкающей собакой, усталой женой, тюками, потрепанным жизнью лысым главой семейства…
Дети стали корчить Насте рожи, крутить у виска, показывать языки. Настя высунула в окно средний палец и прокомментировала:
— Едут на таком драндулете, а еще дразнятся.
— Не хорошо хвалиться тем, что у тебя лучше!
— Почему нехорошо? — удивилась Настя. — Тогда зачем у нас машина лучше, чем у них? Зачем у кого-то денег больше?
— Так получилось.
«В последнее время моя семилетняя дочка задает такие вопросы, на которые у меня нет ответов. Почему дети задают так много вопросов и совсем не умеют молчать? Мне сейчас совсем не хочется забивать голову пустяками…»
* * *Жаркий майский вечер. В зарослях акации, не умолкая, заливались скворцы. Черный кот, разомлевший от жары, свернулся клубком в тени. Блеклые бабочки, похожие на цветки жасмина, бесшумно порхали в неподвижном воздухе…
Лавров, сидя у раскрытого окна, отрешенно смотрел перед собой.
Часы пробили семь. Он вздрогнул и обратил взгляд на дорогу. Спортивный автомобиль на полной скорости свернул с трассы и направился к его дому.
— Не обманула.
Автомобиль быстро приближался. Мелькнул тонкий профиль родного ему лица.
Лавров встал и направился к двери. Послышался скрип тормозов.
— Здравствуй, папа! — услышал он знакомый хрипловатый голос.
Лавров ждал этой встречи так же сильно, как и боялся. Оксана стояла перед ним в светлом льняном костюме — загорелая, холеная, чужая…
Лавров глядел на нее с недоумением — как изменилась за эти годы! Не внешне, она по-прежнему красива — тут другое. Черты лица стали жестче, а уголки губ разочарованно опустились. Это уже не та девочка, что сидела у него на коленях, делясь своими секретами. В детстве он звал ее — Ксюшей, Ксаночкой, котенком… Сейчас он не мог назвать Ксюшей эту почти чужую ему женщину.
— Здравствуй, дочь! Как у тебя дела?
— Не знаю, так сразу ответить…
— Заходи, — сказал он, пропуская ее в дом. — У нас будет время поговорить.
— Поздоровайся с дедушкой! — прошептала Оксана и вытолкнула вперед Настю.
— Привет, дед!
На него смотрели широко раскрытые любопытные глаза, не мигая, как умеют смотреть лишь дети. Лучи солнца запутались в русых кудряшках, а мелкие веснушки рассыпались на вздернутом носике, во рту — чупа-чупс, пахнущий клубникой…
— Привет, — улыбнулся Лавров, не в силах оторвать взгляда от ее лица.
— Так вот ты какой, — нараспев сказала Настя, не вынимая чупа-чупс изо рта.
— Не болтай ерунды! Лучше вытащи из машины свой рюкзак! — сказала Оксана, вынимая из багажника тяжелые пакеты.
— Мама, смотри, киска! Можно я поиграю? — завизжала Настя.
— Чья кошка? Твоя? — спросила Оксана.
— Соседская, — ответил Лавров.
— Только аккуратно, чтобы она тебя не поцарапала, — разрешила Оксана.
Она прошла на кухню и поставила пакеты на стол.
— Ничего не изменилось, — она огляделась по сторонам. — Когда я последний раз здесь была? Лет двадцать назад?
Посередине, как и раньше, стоял тяжелый дубовый стол, его окружали шесть стульев — под стать столу. На этажерке — нефритовые слоники, фарфоровая балерина, китайские божки, хрустальные бокалы…
— Этот дом знал лучшие времена, — сказала Оксана, проведя рукой по пожелтевшим от времени обоям. — Странно, чтоонаничего здесь не поменяла.
Она— это вторая жена отца. Оксана никогда не называла ее по имени.
— Наташа редко сюда приезжала. Она не любила деревню. Мы с ней жили в городе. После развода я поселился здесь, — пояснил Лавров.
Оксана принялась заполнять холодильник продуктами.
— Чем ты тут питаешься? У тебя же пустой холодильник.
— Фрося приходит ко мне каждый день. Не забывает. Всегда что— нибудь приносит. Я не голодаю.
— Кто делает уборку?
— Она же.
Оксана погладила фарфоровую балеринку, завязывающую пуанты.
— Как она мне нравилась в детстве! Я тоже мечтала быть балериной. Мечтала о пуантах, о пачке! Представляла себя парящей на сцене! Как я умела мечтать в то время!
Взгляд у нее стал мечтательный и удивленный, будто она, так хорошо зная себя, вдруг обнаружила качества, давно ею позабытые…
— Когда я разучилась мечтать? — спросила она себя, но не нашла ответ.
— Я тоже много чего разучился делать с возрастом, но кое-что и приобрел. Кряхтеть научился, ворчать…
— Смотри, мои зарубки! Тут даже год и число сохранились. Каждый год в начале и в конце лета ты отмечал мой рост. Как я гордилась собой, когда подрастала за лето на пару сантиметров!
— По этой причине я ничего не меняю. Слишком много воспоминаний, — согласился Лавров.
Всюду тени прошлого… Столик из карельской березы, часы с ажурными стрелками, украшенные пухлыми херувимами. Бронзовая ваза, отделанная чеканкой. В ней раньше лежали конфеты. В детстве она подолгу стояла рядом, не зная, какую ей выбрать. Ваза светилась лунным светом. Оксана бережно обхватила ее ладонями, ощутив прохладу бронзы и рельеф, знакомый с детства. Чугунный чертик строил ей рожу. Тот чертик, при виде которого она все детство обмирала от страха…