Франсин Риверс - Алая нить
Клэнтон попытался было протестовать, но одного взгляда на мать оказалось достаточно, чтобы он прекратил спорить. Сьерра взяла свои вещи и пошла следом за сыном на кухню. Послышалось счастливое щебетанье Каролины и смех Алекса. Острая боль пронзила ее сердце, хотя была ли то боль или ярость, она, пожалуй, не знала наверняка. Возможно, и то, и другое. Как Алекс может смеяться в такую минуту? Неужели ему совершенно безразлично, что чувствует его жена?
— Почему ты так рано пришел сегодня, папа? — отчетливо донесся восторженный голос Клэнтона, тут же послышался глухой стук двух ранцев, сваленных на пол в гостиной. Алекс ответил слишком тихо, чтобы из кухни можно было расслышать его слова, и Сьерра плотно стиснула зубы. Когда она открыла кухонный шкафчик и достала с полки банку кофе, до ее слуха донеслись приглушенные голоса. Говорил ли он в эту минуту детям, что решил в корне поменять их образ жизни и место жительства, увезти прочь от родных и друзей? Как они отреагировали на это? Она знала, ей следовало находиться рядом, помочь им понять… но как она могла, если ей самой не мешало бы во всем разобраться? Рука ее слегка подрагивала, пока она брала ложечкой молотый кофе.
Как только она краем глаза уловила появление Алекса на кухне, в горле у нее моментально пересохло от напряжения. Она не смотрела на него. Просто не могла, если хотела сохранить хоть какую-то видимость самообладания. Она налила воду в кофеварку и затем принялась за сверток с курицей, которую оставила на столе размораживаться.
— Прости, я бросил трубку во время разговора, — тихо произнес Алекс своим глубоким низким голосом.
Глаза жгло. Она сдернула пластиковую обертку с курицы и открыла кран.
— Ты сказал им?
— Да.
Сьерра взяла один из куриных окорочков и принялась тщательнейшим образом промывать его.
— Ну и?
— Каролина уже бежит к дому Карен. Клэнтон же на велосипеде поехал к Дейвиду.
— Я никогда не позволяю им куда-либо выходить, пока они не сделают уроки.
— Но сегодня, я думаю, можно сделать исключение, согласна? — Голос Алекса звучал степенно и уверенно. И это особенно раздражало. — Я велел им быть дома к пяти. — Он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. — Подумал, что неплохо отправить детей на прогулку, пока мы будем обсуждать дела.
— Обсуждать? — выдавила она натянуто. — Поздновато для «обсуждения», не считаешь? У меня создалось такое впечатление, что ты уже все решил.
— Прекрасно, — сухо сказал Алекс. — Как скажешь. Обсуждать не будем.
Оглянувшись, она увидела, как он направился обратно в гостиную. Сердце сильно заколотилось, желудок снова свело. Вот уже второй раз за сегодняшний день он несправедливо упрекал ее! Она шлепнула последний кусок промытой курицы на разделочную доску, вымыла руки и закрыла кран. Подхватила висевшее на дверце духовки полотенце, торопливо вытерла руки, швырнула на стол и пошла за Алексом. Все внутри нее кипело от гнева.
— Как скажешь, — повторила она, подражая интонации мужа. — Не ты ли позвонил и сообщил, что мы переезжаем? «Да, кстати, Сьерра, вечером придет агент из риелторской конторы, ему необходимо занести твой дом в список!»
— Наш дом, — поправил он, прищурив темные глаза.
— Да, и я так считала, пока ты не оглушил меня новостью!
— Я принял обдуманное решение.
— Ты только-только получил повышение и надбавку к зарплате. В то время как у большинства людей поджилки трясутся от мысли об увольнении, у тебя гарантированное рабочее место, медицинская страховка, пенсионные накопления. У нас чудесный дом. Наши дети счастливы…
— У большинства людей никогда не будет подобной перспективы, Сьерра.
— Какой перспективы? Работать в новой компании, которая через год может лопнуть как мыльный пузырь?
— Не думаю, что такое может случиться.
— Но знать с полной уверенностью ты не можешь.
— Нет, полной уверенности нет, — процедил он, теперь уже свирепея. — Я не гадалка. Но чутье подсказывает мне, в каком направлении будет развиваться компания, и поэтому мне очень хочется «вскочить в тот же поезд».
— Чутье? И ты еще можешь обвинять меня в том, что я всегда основываюсь на эмоциях?
— Тут другое, — проскрежетал он.
— Да? Ты видишь разницу? Ты так много труда вложил, чтобы обеспечить себе уверенность в завтрашнем дне…
— Уверенность — это еще не все.
Она пропустила мимо ушей его последнее замечание.
— И теперь, в силу какой-то прихоти, ты все это пускаешь на ветер.
— Я ничего не пускаю на ветер. Ты еще не понимаешь, да? Все, что я до сих пор делал, являлось для меня лишь подготовкой к такому вот благоприятному случаю. И я не собираюсь тратить всю оставшуюся жизнь на реализацию чьих-то идей, когда у меня есть свои собственные!
— Почему ты не можешь заняться реализацией своих идей здесь, в свободное время?
— Для этого у меня нет необходимого оборудования.
— А что если это не сработает, Алекс?
— Я справлюсь с проблемой, если таковая возникнет.
Дрожа всем телом, Сьерра рухнула на диван и, чтобы не заплакать, до боли сжала пальцы.
— Я не хочу переезжать.
— Думаешь, я не знаю этого? — грустно проговорил Алекс, чувства Сьерры были ему понятны. — Ты была бы просто счастлива, если б мы провели здесь всю оставшуюся жизнь.
Она заглянула в его глаза:
— Что плохого в нашей теперешней жизни?
— Мне хочется чего-то большего, чем перспектива тридцать лет выплачивать ипотечный долг за заурядный типовой дом.
Типовой? Заурядный? Неужели он так представляет себе их дом? Будто говорит о картонной коробке. Сьерра подумала о том времени, когда она своими руками красила стены, клеила обои, украшала задний дворик и палисадник так, чтобы он был похож на настоящий английский сад. Больно. Невыразимо больно. Она закрыла лицо руками и зарыдала.
Алекс едва слышно выругался и сел на диван рядом с женой.
— Моя маленькая «домоправительница», — сказал он нежным голосом, осторожно касаясь ее волос.
Сьерра резко отстранилась и попыталась подняться. Он схватил ее за руку и притянул обратно на диван.
— Ты никуда не уйдешь.
Она заплакала еще горше, и он крепко сжал ее в своих объятиях, снова пробормотав какое-то крепкое словцо.
— Я знаю, ты напугана, Сьерра. Всю свою жизнь ты прожила в Хилдсбурге. Что ты еще знаешь? Думаешь, этот дом и город — центр мироздания?
— Большинство людей в Лос-Анджелесе, окажись они в нашем уютном доме, вероятно, решили бы, что уже отдали Богу душу и вознеслись на небеса.
— Скорее всего, они все равно сюда не переехали бы. Мне следовало взять тебя с собой в Беркли. Тогда, возможно, ты была бы в состоянии представить, как живет большой город, как он заманчиво бурлит, разгоряченный идеями. Вот что я чувствую в обществе этих ребят. Энергию жизни.
