Тина Сескис - Шаг за край

— Извините, так уж получилось, что у меня и выпить–то ничего нет, — произнесла она взволнованным, несколько неестественным голосом. — Хотите кофе? Или вам детский коктейль сделать? — Она попыталась рассмеяться, но шутка не очень–то удалась.

Бен сказал, что да, кофе было бы здорово, а потом умолк, не говоря ничего, и ей тоже ничего на ум не приходило. Она наклонила чайник и тихонько чертыхнулась: вода ее обожгла, однако она продолжала лить и помешивать. Достала молоко из холодильника, предложила ему сахар и повела за собой в гостиную. Поставила кофе на стол, который торопливо освободила от бумаг, книг и прочих обжившихся на нем вещей, и села на диван. Бен уселся в единственное в комнате кресло. Между ними пролегло гнетущее молчание. Эмили опять встала и включила музыку — «Смитов». Звуки полились крайне печальные, заполняя собой пространство, Моррисси пел с безысходной тоской. Как могло случиться, что она послала ему сообщение, по сути, напрашиваясь ему в подружки, и он повел себя так пылко, что позвонил ей посреди ночи, а теперь вот он здесь, в ее квартире, и они не знают, что делать, как дальше продвинуться? Разговор не клеился: Бен стеснялся, и Эмили балансировала на самом острие следующего этапа своей жизни. Она в буквальном смысле не знала, что делать, как решиться на такой шаг.

Тело камнем полетело из–под нее. Может, футов пятнадцать падало, прежде чем пребольно шмякнулось с вывертом, подпрыгнуло, а потом зависло на лодыжках. Тело корчилось и извивалось, длинные ноги силились выпутаться из связавших их веревок. Ужаснувшись, Эмили глянула вниз. Шок сперва придал ей адреналина, но затем ее охватил животный страх, сковавший ее. Резкий треск — и тело обрело свободу, перевернувшись в воздухе на 180 градусов, яркое красно–желтое полотнище наконец–то выпросталось, а Джереми продолжал лететь вниз от самолета, теперь уже чуточку плавнее, и это больше походило на то, как это ей представлялось. Она заглянула в глаза инструктору и только сейчас поняла, зачем нужны были все тренировки, зачем ей велели сесть на самый краешек двери, наполовину в самолете, наполовину в воздухе.

— Порядок? — прокричал Грег, покрывая шум мотора, удерживая для безопасности ее за руку. Эмили кивнула. Рев в ушах, металлический запах самолета, зияющая дыра у него в борту там, где должна быть дверь, а еще ее правая нога беспомощно болталась в воздухе — высоко–высоко над полями и ангарами, ставшими похожими на маленькие игрушки, вид парящего с растопыренными руками–ногами парня — ото всего этого голова шла кругом, сознание мутилось. Она пожалела, что первой не прыгнула, потому как теперь ей ни за что этого не сделать. Грег ласково улыбнулся, сжал плечо и вытолкнул ее в пустоту.

— Вы о чем думаете? — произнес Бен.

Эмили тут же вспомнила, где находится, здесь, в своей торопливо прибранной гостиной со свихнувшимся на парашютах бухгалтером, вспомнила, что от прыганья с парашютом в первую очередь и пошла эта беда.

— Все размышляю, как это можно прыгнуть из самолета второй раз, зная уже, что предстоит.

— Вам просто не повезло, — сказал Бен. — У Джереми рост шесть футов и три дюйма[3] при нулевой координации, он не мог служить вам хорошим примером. Если честно, он не создан для прыжков с парашютом.

— Вообще–то ужас на меня навел не только он, — призналась она. — Хуже было то, что меня выпихнули из самолета… я поверить не могла, что инструктор так поступил, это жестоко… — И даже сейчас, вспоминая об этом в своей безопасной гостиной, Эмили уносилась мыслями к чему–то давно забытому и от этого расстраивалась еще больше.

— Он должен был это сделать, — заметил Бен. — Иначе вы пролетели бы мимо зоны приземления. На самом деле это было совершенно безопасно.

— Я этого, признаться, не почувствовала. И сейчас не чувствую себя в безопасности.

— Вы это о чем? — вскинулся Бен, казалось, он встревожился, словно бы прийти сюда так поздно было для него ошибкой.

— Я совсем не про то. — Она выждала долгую мучительную паузу и, удивляясь, самой себе, посмотрела ему прямо в глаза и набралась смелости высказать.

— Просто я имела в виду то, что не знаю, как мне вернуться туда, где я не буду сходить с ума по тебе.

Бен улыбнулся.

— Я надеялся, что ты скажешь что–то в этом духе, — проговорил он и поднялся с серебряного кресла–качалки, которое Эмили когда–то нашла в лавке, торгующей всякой рухлядью, и сама привела в порядок. Она тоже встала, медленно пошла, обходя стеклянный кофейный столик, ему навстречу. Они остановились в метре друг от друга и просто смотрели, все еще горя мучительным желанием, а потом… кто первым сделал шаг, они так никогда и не выяснили… они уже крепко прижимались друг к другу… и так застыли надолго.

5

Я сижу на кухне Дворца на Финсбери — Парк, где буфетные дверцы отделаны на деревенский лад под дуб, а разделочные столешницы уделаны муравьями под мрамор, передо мной стоит водка с тоником и, клянусь, такого я никогда прежде не пила. Хотя пол под подошвами моих легких лодочек поскрипывал песком, кухня оказалась чище, чем я себе представляла, увидев дом снаружи. Но от сладковатого запаха бобов мне делается тошно. «Сколько же мусора образуется в этом доме?» — тщетно гадала я, вспоминая переполненные мусорные баки в палисаднике у входа. Ангел сидит напротив меня, слишком красивая и сияющая для подобной обстановки, ее жилет с бахромой поверх джинсов в обтяжку вызывает во мне чувство, будто я убого одетая старушка. Худой смуглый юноша с прямыми длинноватыми волосами стоит рядом с раковиной и режет странного вида овощи, зовут его Фабио, по–моему, так Ангел назвала его. Он стоит, не поднимая головы и не принимая участия в нашем разговоре. Угрюмо встретившей меня девицы нигде не видно, и Ангел говорит, что никто из остальных еще не пришел с работы.

— Ну, детка, теперь тебе получше? — говорит Ангел, делая добрый глоток из своего стакана.

— Да, спасибо вам большое за помощь.

— Не утруждайся, благодарить не за что, — произносит она и улыбается своей ангельской улыбкой. — Кстати, откуда ты?

— Я из–под Честера, родилась там, но в последнее время жила в Манчестере, — отвечаю я. — Только что разошлась со своим приятелем, появилось такое чувство, что надо сменить обстановку. Я всю жизнь прожила возле Манчестера, а потому решила попытать счастья в Лондоне, прежде чем совсем состарюсь. — Тут я нервно хихикаю.

Все это я отрепетировала, изложила свою прежнюю жизнь близко к истине, чтобы она воспринималась как подлинная. Фразу произношу на одном дыхании, еще до того, как последуют распроссы, и тон у меня выходит какой–то фальшивый и извиняющийся.