Джоанна Троллоп - Разум и чувства
— Классная тачка! — крикнула она.
— Неплохая, с учетом цены — всего двести пятьдесят фунтов!
Она протянула к нему руки, обхватила за шею, и Эдвард вытащил ее из окна, а потом осторожно поставил на лужайку. Маргарет спросила:
— Фанни тебя уже видела?
— Нет, — сказал Эдвард. — Думаю, будет лучше, если она сначала увидит машину.
— Да уж, это точно.
— Магз, — спросил он, — а где все?
Маргарет дернула головой в сторону кухонного окна у нее за спиной.
— Там. Готовятся к переезду.
— К переезду? Вы нашли себе дом?
— Нет, — ответила она. — Только всякие коттеджи, на которые у нас нет денег.
— Но тогда как…
Маргарет посмотрела через его плечо на развалюху, стоящую на дороге.
— Фанни нас выгоняет, — сказала она.
— Боже мой! — выдохнул Эдвард.
Он отодвинул Маргарет с дороги, подошел к окну и просунул в него голову.
— Та-дам! — воскликнул он.
— О, Эдвард!
— О, Эд!
— Здрасьте-здрасьте!
Он перебросил ногу через подоконник и влез на кухню. Белл и Марианна кинулись его обнимать.
— Слава Богу!
— Ты так вовремя, просто не представляешь, мы в полном отчаянии…
Он обнял их обеих и поглядел на Элинор.
— Привет, Элли!
Она ограничилась сдержанным кивком.
— Здравствуй, Эдвард.
— Ты меня не обнимешь?
Белл и Марианна немедленно отступили.
— Ну конечно, обнимитесь!
— Элли, ну пожалуйста, не будь такой колючкой!
Эдвард сделал шаг вперед и заключил ее в объятия. Она стояла все так же неподвижно.
— Ну, привет! — прошептал он ей на ухо.
Элинор опять кивнула.
— Привет.
Белл сказала:
— Не представляете, как вы вовремя — нам всем просто необходимо немного отвлечься. Девочки, за дело: чайник на огонь, коробку с печеньем на стол!
Эдвард разомкнул объятия и развернулся.
— О да, печенье будет кстати!
Марианна подхватила его под руку.
— Ты великолепно выглядишь? Чем занимался?
Он усмехнулся с довольным видом.
— Ничем особенным. Немного походил под парусом.
— Да что ты?!
— У меня талант моряка.
Марианна с улицы просунула голову в окно.
— Фанни увидела твою машину.
— Не может быть!
— Точно. Вон она, ходит вокруг. Наверно, думает, что на ней приехал кто-то из рабочих.
Эдвард повернулся к Белл:
— Вы меня спрячете?
— Нет, дорогой, — с грустью откликнулась Белл. — У нас и без того хватает неприятностей. Мы вот-вот станем бездомными. Можете себе представить: на дворе двадцать первый век, и мы вовсе не нищие, но, несмотря на то что у всех нас есть образование, мы вот-вот окажемся…
— Не окажетесь, — прервал ее Эдвард на полуслове.
— Что?
Даже Элинор перестала делать вид, что не слушает, и с надеждой посмотрела на него.
— О чем ты говоришь?
Он перевел взгляд на Элинор.
— Помнишь, я говорил, что поспрашиваю там, в Девоне. Нет ли где-нибудь подходящего жилья. Недорогого. Так вот, оказалось… в общем, выяснилось, что кое-кто из моих знакомых состоит в родстве с кем-то из вашей семьи. Я рассказал про вас — что с вами случилось. — Эдвард посмотрел на Белл. Она во все глаза глядела на него, как и все три ее дочки. Эдвард продолжил:
— Похоже, для вас там есть дом. Принадлежит одному вашему дальнему родственнику. В общем, человеку, который вас знает. — Он сделал паузу, а потом добавил:
— Знаете, как это бывает: я поговорил с одним человеком, тот — с другим, и так дальше. Короче говоря, дом вас ждет. Если, конечно, вы согласитесь.
3
Сэр Джон Мидлтон частенько называл себя «ископаемым» — а то и «ископаемым вдвойне».
— Только подумайте, — сообщал он каждому, кто готов был его слушать, — кто в наше время получает в наследство поместье, пусть даже такую развалину, как мой Бартон! Мало того, к нему прилагается еще и титул — можете себе представить! Просто какой-то каменный век! Оказывается, от титула даже невозможно отказаться — он будет со мной до моего смертного часа. Я так и умру сэром Джоном Мидлтоном, баронетом. Это же кошмар!
Его отец, старший сэр Джон, родился в поместье, которое и завещал — вот только без всякого денежного подкрепления на его содержание — своему сыну Сердцем поместья, находившегося в Девоне, был элегантный особняк в стиле Уильяма и Мэри;[5] располагалось оно в лесистой долине реки Экс, к северу от Эксетера. Во времена детства младшего сэра Джона дом постепенно приходил в упадок, так что он привык не замечать ни ведер, расставленных там и сям по коридорам в местах наиболее сильных протечек, ни сырости, ни сквозняков, ни даже перебоев с горячей водой, поступавшей в ванные из допотопного котла в подвале, который пожирал не меньше угля, чем средних размеров фабрика, при этом почти не давая тепла.
Отец сэра Джона не обращал внимания на подобные мелочи: его детские годы пришлись на начало Второй мировой войны, так что его было не напугать плохой погодой, несъедобной пищей или сквозняками. Он унаследовал ровно столько денег, чтобы продолжать жить в Бартон-парке, наблюдая за его постепенным разрушением, и предаваться своей единственной страсти: охоте. Он отстреливал и ловил на крючок все, что бегало по лесу или плавало в реке, предпочитал оружейную и буфетную, где хранилась дичь, всем остальным помещениям в доме, и, после того как жена — что было весьма предсказуемо — ушла от него к владельцу строительной компании из Бристоля, пустился во все тяжкие, тратя последние деньги на охотничьи вылазки в Испанию — пострелять бекасов, или на Карибы — ловить акул. Смерть — притом такая, о какой он мог только мечтать, — настигла его на сафари в Кении, во время охоты на крупную дичь; в результате его сын унаследовал то, что осталось от Бартон-парка, вкупе с титулом и полным набором ружей фирмы «Пурди и сыновья», находящихся в прекрасном состоянии и надежно запертых в специальном железном шкафчике.
От ружей младший сэр Джон пришел в полный восторг. Он увлекался охотой не меньше отца; все его друзья были подписчиками «Охотничьего сезона», а в морозильниках у них не переводились фазаны, которых их жены уже отказывались готовить, однако детство и отрочество, проведенные в Бристоле, в доме отчима, заведовавшего строительством, наложили на него заметный отпечаток.
С юных лет сэру Джону внушали, что роскошь идти в жизни своим путем напрямую зависит от наличия денег. Деньги — отнюдь не зло, регулярно напоминал пасынку Чарли Крофт, деньги — это смазка, помогающая вертеться колесикам повседневной жизни. Верх глупости — считать, что без денег можно обойтись; тот, кто так думает — настоящий осел. Деньги — твой тыл, и они должны работать на тебя.
