Эмма Чейз - Все закручено
Он широко раскрывает глаза, в недоумении.
— Конечно, мне не все равно, это мне в голову запустили Джимми Чу,[9] как чертовы сюрикены!
— Если тебе так не все равно, то почему ты не извинишься?!
— Потому что нихрена такого не сделал! У меня нет проблем с тем, чтобы приползти к тебе на коленях, если я чего-то натворил. Но если ту думаешь, что я буду вымаливать прощение, потому что тобой овладел Гормональный Демон, то ты просто свихнулась, дорогая.
Я вырываюсь из его хватки и двумя руками толкаю его в грудь.
— Прекрасно. Просто прекрасно, Дрю. Меня больше не интересует, чем ты будешь заниматься.
Я хватаю одеяло и подушку и бросаю их ему.
— Но сегодня ты точно не спишь со мной, после того, что сделал. Убирайся!
Он смотрит вниз на простыни. Потом опять на меня. И его лицо расслабляется. Становится спокойным.
Слишком спокойным, как затишье перед бурей.
— Я никуда не пойду.
Он падает на кровать, по сторонам раскидывая свои руки и ноги, как ребенок, который рисует руками и ногами звездочку лежа на спине в снегу.
— Так уж случилось, что я люблю эту кровать. Она удобная. Уютная. У меня с ней связаны великолепные воспоминания. И это единственное место, где я собираюсь спать.
Спорить смысла не было, когда Дрю становился таким — упрямым, как мальчишка.
Я выдернула из-под его головы подушку, оставляя его лежать на плоской поверхности матраса, и поднять на меня свои глаза.
Он хмурит брови.
— Что ты делаешь?
Пожимаю плечами.
— Я же сказала, что не буду спать с тобой. Так что, если не ты спишь на диване, тогда буду я.
Он садится.
— Ерунда какая-то, Кейт, скажи мне, что ты это осознаешь. Мы ругаемся из-за ничего!
Я повышаю свой голос.
— Значит, мои чувства значат ничего?
— Я такого не говорил!
Я тычу в него пальцем.
— Ты сказал, что мы ругаемся из-за ничего, и мы ругаемся из-за того, как ты заставил меня себя чувствовать, значит, ты думаешь, что мои чувства — это ничего!
Он открывает свой рот, как рыба, хватающая воздух!
— Ты меня запутала. Не понимаю, чего ты только что наговорила.
Я закрываю глаза. И тут мой гнев меня отпускает.
На его место приходит боль.
— Забудь, Дрю.
Как только я выхожу в коридор, его голос преследует меня.
— Какого хрена сейчас произошло?
Я слишком устала, чтобы что-то объяснять. Обычно, когда мы ругаемся, мне трудно заснуть. Слишком подзаряжена адреналином, гневом.
Но сегодня это не проблема. Я сразу же отрубилась, как только моя голова касается подушки.
* * *Немного позже — это могло быть через три минуты, или три часа, — к моей спине прижимается теплая крепкая грудь, которая меня и разбудила. Чувствую его руку у себя на животе. Он прижимает свое лицо к моим волосам и делает глубокий вдох.
— Прости.
Видите, мальчики, это все, что нужно. Это поистине волшебные слова — способные обойти любое препятствие.
Даже ПМС.
Я поворачиваюсь в его руках, и смотрю ему в глаза.
— За что ты извиняешься?
Лицо Дрю бледнеет в поисках правильного ответа. Потом он улыбается.
— За все, что ты хочешь, чтобы я извинился.
Я смеюсь, но слова мои серьезны.
— Нет, это ты меня прости. Ты был прав, я вела себя как сучка. Ты ничего не сделал. У меня точно ПМС.
Он целует меня в лоб.
— Это не твоя вина. Во всем виновата Ева.
Я с нежностью целую его в губы. Потом в шею. Делаю дорожку из поцелуев по его груди, спускаясь вниз по его торсу, полностью проснувшись, испытывая острое желание доставить ему удовольствие. Я смотрю вверх на него.
— Хочешь, чтобы загладила свою вину?
Его пальцы проходят, я уверена, по темным кругам у меня под глазами.
— Ты устала. Как насчет того, чтобы загладить вину утром?
Я подтягиваюсь к нему ближе и прижимаюсь своей щекой к его коже. Закрываю глаза, уже готовая вернуться ко сну.
Пока голос Дрю не нарушает тишину.
— Если только… знаешь… ты, правда, хочешь загладить свою вину сейчас. Потому что если хочешь, я вовсе не…
Я громко смеюсь, обрывая его слова, и с головой ныряю под одеяло, медленно спускаясь вниз, чтобы загладить свою вину.
Самым любимым его способом.
Глава 3
Спустя два дня мы завтракаем за столом на кухне. Дрю любит заниматься вечерами после работы, чтобы снять стресс, накопившийся за день. Я же, одна из тех сильно раздражающих людей, которые любят совершать пробежки в пять утра. Завтрак проходит там, где мы встречаемся, обычно где-нибудь посередине. После чего, Дрю отправляется в офис, а я в душ.
— Знаешь, что я больше всего люблю в хлопьях Cookie Crisp? — смотрит он на свою ложку.
Никогда не видела, чтобы человек поглощал столько хлопьев. Клянусь, если бы я не готовила, мы бы питались только ими.
Я проглатываю свой йогурт — Dannon Light&Fit. Рекламы не врут, он на самом деле вкусный. Клубнично-банановый — самый лучший.
— Что?
— По форме они как печеньки. Так что они не просто классные, но еще у меня чувство, что я мщу своим родителям за то, они заставляли меня есть чертову овсянку первую половину моей жизни.
Поэт и философ, Дрю прям человек эпохи Возрождения.
Я открываю рот, чтобы подразнить его, но тут же его закрываю, потому что мое горло, словно молнией поражает приступ тошноты. Я прочищаю горло и подношу тыльную сторону ладони к своим губам.
— Кейт? Ты в порядке?
Когда я пытаюсь ответить, мой желудок совершает такое сальто, которому бы позавидовала сама Надя Команечи.[10]
Меня сейчас стошнит.
А я это ненавижу.
До сих пор, если у меня кишечный вирус, я сижу на телефоне со своей мамой, которая отвлекает меня разговором от рвотных позывов.
Я не успею добраться до ванны, поэтому я бросаюсь к кухонной раковине. Пока весь мой завтрак выходит наружу, Дрю удерживает прядки моих волос, которые выбились из моего хвоста.
Мне хочется сказать ему, чтобы он ушел, но к горлу опять подступает рвота. Некоторые женщины не испытывают проблем, чтобы пойти в ванну, пустить газы или рыгать перед своим бойфрендом.
Я не одна из них.
Может, это глупо, но если вдруг я умру, мне не хочется, чтобы последнее воспоминание обо мне у Дрю было то, как я сижу в туалете.
Или в данном случае блюю в раковину.
У него добрый голос. Успокаивающий.
— Все хорошо… расслабься. Все в порядке.
Когда кажется, что худшее уже позади, Дрю передает мне влажное бумажное полотенце. Потом смотрит в сток раковины.
— Ну, какое разноцветное.
