Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу
Сергей склонился над низкой, закрепленной на уровне детского роста, раковиной. Кусочек розового мыла не слушался — то и дело выскальзывал у него из рук. В сливное отверстие стекала с ладоней мутная, рыжеватая вода. Сергей даже зажмурился: кровь так не вязалась с этим чистеньким детсадовским туалетом, где все было таким светлым, таким игрушечным, точно из набора мебели куклы Барби.
Он не решился вытереть руки махровым желтым полотенчиком, висящим на крючке: боялся осквернить этот счастливый ребячий мирок, еще не ведающий зла.
Растопырив мокрые пальцы, двинулся по коридору — туда, где опять что-то звякнуло.
Потертая ковровая дорожка привела его на кухню. И там он застал необычную картину.
Возле разделочного стола, на табуретках, сидели Ванечка и воспитательница Татьяна Павловна, женщина лет сорока. Вошедшего они не заметили, так как азартно резались в карты.
— Червяки козыри! — азартно выкрикивал Ванечка.
Воспитательница строго поправляла его:
— Мухлюешь, Семенов. Козыри — пики.
— Червяки, червяки! Не жухайте, Татьяна Пална!
— Я не жухаю. Семенов. Ладно, приняла.
— Ага! Ага! Вы дурак, Татьяна Пална.
— Я дурак, — согласилась воспитательница. — Ты выиграл сухофрукт.
— Чур, грушу! — потребовал Ванечка. Татьяна Павловна открыла огромную кастрюлю с остатками обеденного компота и звякнула по дну половником. Это был тот звук, который указал Сергею дорогу сюда.
— Груш не осталось, — сообщила воспитательница — На чернослив не согласишься?
Ванечка заупрямился:
— Чернослив я уже ел.
— Тогда это будет мой карточный долг. В понедельник в обед отдам. Потерпишь пару деньков?
Ваня, подумав, милостиво кивнул:
— Ладно. Я вам верю, Татьяна Пална.
Сергей решился обнаружить свое присутствие:
— Азартные игры?
Воспитательница от неожиданности выронила половник.
— Мы… мы не на деньги, мы на фрукты, — смущаясь, залепетала она.
Сергей улыбнулся. Он был так благодарен этой женщине, что она развлекала Ванюшу после своего рабочего дня, хотя дома ее, наверное, ждала собственная семья. А она еще оправдывается…
— Вы замечательный воспитатель! — сказал он и протянул Татьяне Павловне руку, но, вспомнив, что на ладони только что была кровь, вместо рукопожатия поклонился. — Вы извините за опоздание. У меня тут кое-какие…
— Неприятности? — сочувственно подсказала женщина. Она ничуть не удивилась, что за Ваней Семеновым пришла не мать. Это случилось не впервые, персонал детсада считал Сергея родственником мальчика.
— Не то чтобы неприятности, — замялся Сергей. — Так… некоторые неожиданные проблемы.
Это не было ложью: то, что произошло сегодня, «неприятностями» не назовешь.
Держаться! Держаться! Нужно выглядеть беспечным.
Ванечка вертелся вокруг него, ему не терпелось похвалиться:
— А знаешь, Таракан, я выиграл турнир. Татьяна Пална — круглый дурак.
Сергей вздохнул:
— Все мы иногда бываем дураками. Круглыми.
Ваня возразил:
— А я — нет. Я ни разу не остался.
— Поздравляю, — сказал Сергей, и вдруг само собой из него вылетело: — Мама может тобой гордиться.
Он почувствовал, как вдоль хребта пробежали мурашки. Будто Катя провела ладонью по его спине. Она частенько так делала, когда он сморозит какую-нибудь глупость. А что, если ее душа действительно сейчас возле них, прямо здесь, в кухне детского садика? Говорят же, что человек находится рядом со своими близкими в первые девять дней после смерти.
После смерти. Боже мой…
— Ладно, собирайся, Иван, — сказал он строго. — Мы и так задержали Татьяну Павловну.
— Да ничего, ничего, — успокоила та. — Даже хорошо, что вы припозднились. Хоть одежда Ванина высохнуть успела. Признавайся, Семенов, что ты сделал сегодня на прогулке?
Ванюшка покосился на Сергея:
— А маме не наябедничаешь?
И опять у Грачева — холодок вдоль позвоночника.
— Обещаю.
И мальчик сообщил не без гордости:
— Я ушел в плавание!
Воспитательница потребовала уточнения:
— В какое именно?
— В подводное!
Сергей прищурился:
— Без акваланга?
— Я тренировал задержку дыхания.
— Вот-вот, — Татьяна Павловна говорила добродушно, видно, все возмущение было выплеснуто раньше, в момент происшествия. — И без водолазного костюма, прямо в новой куртке. А вместо океана была канава — у нас там трубы перекладывают.
— Тоже мне Жак Ив Кусто, — пожурил Сергей, и они направились в раздевалку.
Глава 7
Ананасная плантация
Новая куртка, недавно купленная Катей, была предметом Ванечкиной гордости, но в то же время и мучений. Дело в том, что она была украшена яркой аппликацией Микки-Мауса, однако портрет этого симпатичного персонажа располагался почему-то на спине. И Ванечка постоянно вертел на ходу головой, пытаясь заглянуть себе через плечо. А потому часто спотыкался и падал.
— Под ноги смотри, нос расквасишь, — бурчал Сергей, как только Ванечка поворачивал голову к плечу.
Но сегодня он не одергивал мальчика: пусть Микки-Маус отвлекает его. Все лучше, чем Ванечкин вопрос: куда это мы идем?
Проще и ближе всего было бы отвести его домой, покормить и уложить спать в спокойной, привычной ему обстановке. Ничего себе — «спокойная обстановка». Катина квартира наверняка уже опечатана.
Злосчастная сумка с документами! Не останься она на месте преступления, Грачев отвез бы Ванечку к себе. Там, в его холостяцком жилище, мальчик всегда себя чувствует свободно и вольготно. Мебели у Сергея немного, и можно устраивать шумные игры с беготней и кувырканием, не боясь что-то разбить или поцарапать. Сергей мечтал обзавестись собственным компьютером, да руки так и не дошли до этого, так что ценностей в его норе — никаких. Хочешь — становись индейцем, хочешь — устраивай охоту на диких барсов, а надоест — превращай комнату в космический корабль, с перегрузками, невесомостью, и сталкивайся, коли возникнет необходимость, со встречными метеоритами.
Но сумка…
В квартире навертка уже произвели обыск, и сейчас вооруженный наряд милиции поджидает хозяина. Хозяина-преступника, грабителя и убийцу, не знающего ни стыда, ни жалости. Убийцу, который так ошалел от своего грязного дела, что даже оставил в распоряжении стражей закона паспорт. А в нем черным по белому — место прописки.
Нет, дорога домой теперь заказана.
Ванечка оставил в покое Микки-Мауса.
— Сережа, а мы куда?
— Куда глаза глядят. Гуляем пока.
— А куда твои глаза глядят?