Пламя - Елена Сокол
Закинув в рот мятную жвачку, Краева свернула к себе во двор. Она знала, что будет дальше: стоит поднять взгляд, как в прямоугольнике окна покажется силуэт матери. Так и вышло. Та выглядывала из-за шторы, сканируя взглядом прилегающую к дому территорию. Заметив дочь, расправила плечи и покачала головой. «Сейчас будет пилить», – уже догадалась Дашка, и ее сердце привычно толкнулось в груди от волнения. Но она знала, на что идет, когда устраивала этот маленький бунт.
Конечно, нужно было съезжать от нее раньше. Девушка прекрасно это понимала. Она прочла несколько книг по психологии семейных конфликтов и еще пару о детских травмах и понимала, что таким людям, как ее мама, лучше аккуратно, но настойчиво дать понять, что ты уже взрослый, самостоятельный и в состоянии сам решать, как проживать свою жизнь.
Но все это кажется простым только в книгах. Другое дело, если ты рос с такой маман, у которой любовь как удавка, а любой совет – ультиматум. Даша не умела ни грубить, ни перечить. Любая попытка высказать хотя бы намек на собственное мнение – жуткое оскорбление. Любое неповиновение – скандал, в ходе которого ей вменялось тяжелое чувство вины.
Девушка прекрасно понимала, что ее мамочка была искусным манипулятором, но на то, чтобы подать голос и хотя бы попытаться отстоять свое мнение, у нее ушла как минимум пара лет. И вот сейчас она шла домой словно на эшафот и ощущала себя школьницей, опоздавшей домой к положенному сроку из-за дискотеки. Такое бывало с ее сверстницами лет в пятнадцать, с Дашкой же происходило впервые. И за плотным занавесом из страха девушка ощущала тонкие ростки уверенности в себе: она, черт подери, совершает революцию!
– Смерти моей хочешь? – вздохнула с порога мать, едва Даша вошла.
– Мам. – Стараясь сохранять спокойствие, Краева взглянула на часы. Половина двенадцатого. – Мне двадцать один, не нужно ждать меня у окна. Я была занята своими делами.
«О, да». Судя по взгляду матушки, она постепенно приходила в бешенство. Такого Дашка прежде себе не позволяла.
– Какими такими еще делами? – затараторила мать. – Твои дела – лекции посещать, а не шастать где-то ночами! Я же волнуюсь!
– Середина июля, еще только смеркается, – вздохнула девушка.
Ну, вот. Она опять оправдывалась вместо того, чтобы просто поставить мать перед фактом. Умные книжки велели поступать жестче, но Даша привычно пасовала перед напором матери.
– Ты живешь со мной, Дарья. – Мама сделала жалобное лицо. – А это значит, что я в любом случае буду переживать, если в десять вечера тебя нет дома. Тебе всего двадцать один! И ты не берешь трубку. Знаешь, сколько раз я пыталась дозвониться?
– Да, – с сожалением выдохнула девушка. – Восемнадцать.
– Что же такое важное помешало тебе ответить на звонок? – Мать впилась в нее взглядом, словно желая прочесть мысли.
– Мы с девочками отдыхали в парке.
– Это важнее, чем я? – Ее глаза потрясенно округлились.
– Мам, давай закончим этот разговор. Пожалуйста, – примирительно предложила Даша. – Я не отвечала на звонки, потому что не хотела. Мне было не до этого.
– Но ведь ты знала, что я буду волноваться… – Лицо матери подернулось разочарованием.
– Только не драматизируй, пожалуйста.
– Я тебя не узнаю, – сокрушенно произнесла женщина, качнув головой.
«А можно сразу перемотать к той части, где я, наказанная ее обиженным молчанием, отправляюсь спать? Потому что той части, где я прошу прощения и обещаю больше ее не расстраивать, сегодня не будет».
– И что это, вообще, на тебе надето? – оглядела Любовь Андреевна дочь. – Я же говорила, что эта штука тебе не идет. Такие носят только уличные девки. В таком одеянии тебе хорошего мальчика не найти, на такое ведутся только те, кому от девчонок нужно… сама знаешь что!
– Эта штука называется «лонгслив». – Даша бросила взгляд в зеркало. Тонкая кофточка красиво облегала ее тело, делая акцент на груди, в основном благодаря широкому вырезу. Лера подарила его ей на прошлый день рождения. – И мне нравится, как я выгляжу.
– Ну, у меня опыта побольше, и я вижу, как ты смотришься в ней со стороны, – парировала мать, брезгливо глядя на кофточку. – Если уж ты собственной матери, которая желает тебе только добра, не веришь…
– Мам, – умоляюще выдавила девушка.
Ей хотелось поскорее закончить этот разговор.
– Тот, кто не слушает родителей, никогда не бывает счастлив, – повторила она фразу, которой пугала Дашку с детства. – Но ведь тебе кажется, что ты самая умная, да? Не веришь. Пока сама шишек не набьешь, не успокоишься. И ведь все равно потом окажется, что мама была права! Ох. Все дети одинаковые!
– Мам, мне уже не шесть лет.
– Вот именно! – взвилась она. – Пора бы накопить ума!
– Блин, как же мне все это уже надоело, – пискнула Даша.
Правы были те умные книжки – пуповину нужно было рвать еще раньше. Теперь она окрепла, задеревенела, стала токсичной. Но как же это сложно, когда тебя с детства воспитывали, лишая воли, когда навязывали чужое мнение, не позволяя иметь свое, не давая ни глотка свежего воздуха и не позволяя совершать собственных ошибок.
– И мне. – Мать развернулась и бросилась на кухню. – Мне надоело тоже! Пытаться достучаться до тебя, внять голосу твоей совести. – Она вздохнула так, будто умирает. – Нужно принять успокоительное. Или, может, скорую сразу вызвать? Так сердце давит…
Дарья потопталась в коридоре с полминуты, затем прорычала с досады и двинулась за ней следом. Нет, она не будет в очередной раз просить прощения. Это навсегда замкнет круг маминых манипуляций. Чтобы разорвать его, но остаться в хороших отношениях, нужно действовать по уму – аккуратно, но настойчиво, как и учили психологи.
Сейчас Даша скажет, что была не права. Но не в том, что заставила мать волноваться, а в том, что не съехала от нее еще в восемнадцать. Не стоило тянуть, нужно было найти подработку, снять жилье и начать самостоятельную жизнь. Мать это напугает, оскорбит, застанет врасплох, но однажды она все равно с этим примирится. Так что выбора нет, нужно действовать.
– Кх-кхм, – прокашлялась девушка, опускаясь на стул в кухне, где все еще витал сладковато-пряный аромат выпечки.
– Твоя бабка умерла, – вдруг бросила мать, запивая какое-то лекарство. Возможно, просто витаминку: какая разница, что пить, когда единственный необходимый эффект – заставить дочь испытывать чувство вины.
– Бабушка Катя? – ахнула Даша.
– Господь с тобой! – отмахнулась мать. – Я ж сказала «бабка», а не «бабушка». С бабулей Катей все хорошо, у нее в деревне
