Предатель. Ты врал мне годами (СИ) - Арина Арская

Хотя изначально он был не очень доволен, что его старший сын в восемнадцать лет решил жениться и плюнул на его планы с учебой за океаном. Потом проникся, когда взял Свету на руки, и потеплел ко мне.

Я стала для него Любашей. Нашей Любашей: меня окончательно и бесповоротно приняли в семью

Абрамовых.

— Архип и Паша умеют держать языки за зубами, — глухо отвечает Богдан. — Но это уже не имеет никакого значения.

Со вздохом прижимает пальцы к вискам и медленно их массирует, а после смотритна наручные часы, одернув рукав пиджака.

— Время, Люб. Вас со Светой ждут цветочки.

— Я в курсе, — несколько секунд молчу, а затем с тихой горечью продолжаю, — значит, ты котцу пошел каяться, да? Не к жене, а к отцу.

— не вижу в этом проблемы, — пожимает плечами и не оглядывается на меня. — Он и о твоей беременности от меня тоже первым узнал.

Я задыхаюсь от возмущения. Вот как? Поставил меня на один уровень с мерзавкой, которая спала с женатым парнем?

— Я не была любовницей! — я почти кричу.

— Но для моего отца ты все же была проблемой, — вот тут он разворачивается ко мне боком.

Закидывает ногу на ногу. — Надо сказать, что уже Кристина его не так сильно удивила и возмутила, как мое решение жениться и послать его с Америкой в пешее эротическое.

— А лучше бы ты тогда был послушным сыночком и свалил! — рявкаю я.

— А тебя послал на аборт? — вскидывает бровь. — Даже не так. Послал на аборт и позволил бы отцу этот момент жестко проконтролировать. Да? О, не делай такие глаза, Люба, ты прекрасно знала, что мой отец был, мягко скажем, недоволен нами.

Знала, конечно.

И я помню лицо Алексея Романовича на нашей свадьбе и то, что его тост за счастье молодых был самым коротким.

Лично он мне ничего не высказывал, но я чувствовала его разочарование, злость и недовольство сыном, которому удалось отстоять свое право быть со мной.

Молодым и глупым.

— Тебе пора, Люба, — Богдан немного прищуривается. — Света будет тебя ждать, и она точно обидится, если ты решишь не прийти. Она стала более эмоциональной, ты не заметила? Это у нее от тебя, — взгляда не отводит, — тебя тоже на ранних сроках накрывало.

— Я хочу, чтобы ты ушел… Проваливай…

У меня отключается мозг под волной жалости к себе. Всхлипываю:

— Уходи… Оставь меня.

В его кармане коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении.

Богдан выхватывает телефон, мельком смотрит на экран и встает:

— Люба, ты умная женщина и должна все сама понимать, — прячет телефон обратно в карман. —

Ты сейчас нужна нашей дочери, у которой впереди важное и красивое событие в жизни.

Имею ли я право испортить ее радость, ее предвкушение счастливой семейной жизни своими слезами и криками, что ее отец, который должен будет станцевать с ней белый танец, обманщик и негодяй?

— Люб, — подходит ко мне и касается моего лица пальцами, — ты моя жена и, как ты сама любила говорить, жена — это не только любимая девочка, которой приятно покупать белую норковую шубку, но и партнер, который правильно оценивает риски.

Я задерживаю дыхание.

Говорила, да, но это не относилось к его связи на стороне и внебрачной дочери.

— И что еще? — задумывается ненадолго и говорит. — Что все имеет свою цену.

Это и тебя сейчас тоже касается, и я надеюсь, что ты все же поедешь на встречу с флористом и вы со Светой наконец выберите эти чертовы цветы.

Глава 11. Я тебя очень прошу, Люба

— Как ты ловко уходишь сейчас от разговора, — семеню за Богданом. — И что?

Едешь к дочурке и любимке на стороне?

Богдан разворачивается ко мне, и я пугаюсь его лица. Бледное, резкое, будто его голову грубо вытесали из мрамора, глаза горят, а на лбу венка пульсирует.

Отчитываюсь в страхе, что он может меня сейчас ударить, настолько от него на меня рвануло агрессией.

— У нас сейчас с тобой разговора не выйдет, — отрезает каждый слог, — ты это, что, не понимаешь? — повышает голос, — не видишь?

Вижу.

Вижу то, чего раньше не видела в Богдане. Злобный оскал белых ровных зубов, испарину на лбу.

— Я тебя очень прошу, Люба, сейчас пойти наверх, надеть какое-нибудь новое красивое платье, привести в порядок и поехать к нашей дочери, — выдыхает через нос, и его крылья носа с угрозой вздрагивают. Голос становится тише. — У тебя сейчас своя задача, а у меня своя.

Страх перед Богданом расползается в груди черной паутиной, будто я вижу перед собой не любимого мужа, а врага.

Мой нос, видимо, улавливает в воздухе не только терпкий дорогой парфюм, но и запах ярости, которую Богдан плохо контролирует сейчас.

Похожее состояние у меня было, когда я в деревне у бабушки столкнулась с соседским быком. Он сбежал из загона, а я на полянке недалеко от коровника плету венок из одуванчиков.

Когда взбешенный бык появился у коровника, я тоже вся оцепенела и почуяла, что ‘рогатый великан не расположен к дружбе и улыбкам. И что я сделала?

Я поняла, что бык не должен заметить меня, а иначе быть беде. Я медленно легла в высокую траву и замерла.

— Архипа оставлю, — Богдан разворачивается и шагает прочь размашисто и немного нервно, — и на твои вопросы он не будет отвечать, Люба.

— А ты? — шепотом спрашиваю я. — Ты-то сам ответишь?

Но Богдан то ли не слышит моего жалкого поскуливания, то ли игнориует его. Он выходит из дома, а затем за окнами я вижу его тень, что быстро исчезает из поля моего зрения.

Тут не надо быть семи пядей во лбу, что понять: он поехал к Кристине и