Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
Глава 6. Анна
Звенит звонок, а я все ещё сжимаю в руках бумажку. Прошло столько лет, а он до сих пор помнит. Наши забавы. Нашу дружбу. Нашу… не хочется говорить «любовь», но даже в том возрасте, когда я не знала о ней ничего вовсе, верила – нам суждено быть вместе. Больше я не стану убегать. Хочет поймать меня – пожалуйста. Я к этой встрече давно готова.
– О’Доннел, Анна, задержитесь, пожалуйста, – очень удачно вмешивается в мои планы суровый голос мисс Остин. – Остальные могут быть свободны. – Она улыбается покидающим класс ученикам, добавляя вдогонку: «До пятницы!»
Дождавшись, пока все выйдут, подходит ближе.
– Думаю, нет необходимости объяснять, почему вы двое здесь, – говорит она. – Я беспокоюсь об учениках, посещающих мои занятия. И очень переживаю, вдруг материал остался неусвоенным.
– О, все в порядке, – отвечает Август за нас обоих. – Вы можете не волноваться.
– Вот и чудно, мистер О’Доннел. Приятно слышать. В таком случае оставьте на моем столе эссе, примерно на тысячу слов, об основных целях и темах курса математики. Тогда я буду уверена, что вы оба усвоили урок.
Я плюхаюсь обратно за парту и тяжело вздыхаю. Август же, наоборот, делает шаг вперед.
– Я не могу, – заявляет он. – Сегодня отбор в баскетбольную команду, а я один из сильнейших игроков. Мне нужно быть там, – достает из кармана джинсов телефон и бросает беглый взгляд на экран. – Через четыре минуты. Мои глубочайшие извинения, очень жаль, – и улыбается так, словно дает понять: нисколько ему не жаль.
Удивительно, но на лице мисс Остин вместо ожидаемого раздражения тоже расцветает улыбка.
– Что ж, я не вправе лишать команду «одного из сильнейших игроков», – не без доли иронии произносит она. – Правда, в таком случае Анне придется написать два эссе. За себя и за вас, мистер О’Доннел. Вас устраивает такой вариант?
«Нет! – мысленно кричу я. – Меня не устраивает!»
– Более чем. Лучшей альтернативы и придумать невозможно!
Они пожимают друг другу руки, а я позади буквально задыхаюсь от негодования.
– Ну вот видите, Август, я всегда иду навстречу ученикам, тем более настолько необходимым нашей школе. Раз вам по душе первое условие нашего договора, я позволю себе озвучить второе.
Теперь уже мы настораживаемся вместе.
– Какое именно?
– Если Анна откажется, и вместо двух эссе, я увижу одно, вы до конца года будете приходить сюда каждую среду в пятнадцать тридцать.
– Что? – буквально взрывается Август. – Но это же бред.
– Попрошу, выбирайте выражения. Вы в учебном заведении.
В тишине опустевшего класса я слышу резкий возмущенный выдох.
– Решайте, – подытоживает учитель и, подхватив со стола папки с раздаточным материалом, выходит из класса. Мы с Августом остаемся вдвоем.
Он стоит, опустив голову, опираясь на парту обеими руками. Я молчу. Хотя я в любом случае молчу, но даже если бы могла говорить, не стала бы. Я даю ему время подумать, при этом тайком его разглядываю. Просто не могу удержаться. Столько лет минуло с момента, когда я могла вот так просто подойти к нему и взять за руку, чувствуя, как он сжимает мою в ответ! Я пытаюсь воскресить в памяти нашу последнюю встречу перед его отъездом, но становится лишь больнее.
Август повзрослел и изменился. Все люди меняются. Теперь ни его лицо, ни тело не похоже на мальчика из моих воспоминаний. Его фигура стала по-мужски крупной. Слишком много резкости и грубости в жестах. Слишком тяжелый взгляд и нахальный тон. Мне бы достать чистый лист и приступить к выполнению задания, но вместо этого я рассматриваю ровную линию подбородка, широкие темные брови и густые ресницы, а еще губы. Они крупные, полные и по-мужски четко очерченные. Я изучаю контур его шеи, переходящий в плечо, руки, вены на тыльной стороне которых так отчетливо заметны. А еще пластырь, которым перемотаны пальцы. Его глаза закрыты, а на лоб падает непослушная кудрявая прядь. Упрямая, никак не желающая лежать ровно. И приходится приложить усилия, чтобы не встать, не подойти, не протянуть руку, чтобы убрать ее на место.
– Может, перестанешь пялиться? – раздраженно произносит Август. Но тон голоса не совпадает с грубостью, что срывается с губ. Он похож на летний зной, когда солнце жарит так нещадно, что даже асфальт плавится. Но сейчас сжигает меня. – Ты думаешь, я не замечаю, как каждый раз ты провожаешь меня взглядом? – он резко поворачивается, чуть прищурившись. – Как тебе еще объяснить, чтобы ты отвалила?
Он медленно подходит ближе, и что-то в его взгляде заставляет меня опасливо сжаться. Не парень, а бешеный пес: одно лишнее движение – кинется перегрызть глотку.
– Я просто пытаюсь понять… – говорю я тихо и хрипло, надеясь, что дыхания хватит закончить мысль. – …кто ты и что сделал с моим другом. Вот и все.
Он смеется, снимает рюкзак с плеча за лямку и швыряет его на стол. А потом резко наклоняется, упирается руками в крышку парты справа и слева от меня.
– Он умер, ясно? – Слова слетают с его губ пронзительно легко. Как стрелы, каждая из которых попадает точно в цель. – Я не он. И ты для меня никто. Все, что я чувствую к тебе, – ненависть. Огромную и ничем не прикрытую. Поэтому предупреждаю в последний раз: не подходи ко мне, не смотри на меня, не разговаривай со мной, а лучше убирайся из этой школы так далеко, чтобы я тебя не нашел, даже если очень захочу.
– Но почему? Я ведь ничего…
– Просто закрой свой рот!
Миг – и его ладонь зажимает мой рот, а пальцы сдавливают щеки так, что я не могу произнести ни слова. Хватаю Августа за руку, пытаюсь отстраниться, но он не отпускает. – С этого дня, я запрещаю тебе говорить. Не хочу больше никогда слышать твой жалкий хрип, уяснила?
В его глазах такая злость, что я не могу пошевелиться. Мне хочется уйти, убежать, спрятаться, лишь бы не думать, что это происходит в реальности. Потому что для меня он все еще тот – мой американский мальчишка, залезающий в мое окно по вечерам и разглядывающий со мной ночами звезды. Но кто это, прямо передо мной, я уже и не знаю.
Он на миг прикрывает веки, словно борется сам с
