Венера для Милосского - Инга Максимовская
Не в порядке. У меня все совсем не в порядке. Этот город словно вампир, сжирает меня изнутри. И ни одна охрана не справится с этой злой сущностью. У меня не в порядке все с тех пор, как я тут появился. И это отчество, выдуманное чертовым директором детдома, я ненавижу. У нас всех были такие отчества – Зевсович, Арестович, Аидович, Олимпиевич. Мне больше всех повезло. Мне дали самое звучное имя, в честь бога вина и веселья. Затейник был наш директор, этого бога уважал больше всех. И теперь я не в порядке, потому что схожу с ума, по всей видимости. Этот город… Чертов город.
– Все хорошо у меня. Опупенно. Не надо охрану. Дармоедам скажи этим, Топам моим, пусть расходятся, сегодня кина не будет. И это… Слушай, мне нужен торт.
– Опупенно? Торт? – удивленно переспрашивает Лилия. Хотя, она давно уже привыкла к моим закидонам.
– Эклерный, три шоколада, – ой, блядь, что я творю? Меня словно кто-то дергает за нитки, как марионетку. Клоун на веревочке, сука.
– Когда?
– Сегодня, к пяти вечера. И это, слушай, какие цветы нравятся еврейским старым гинекологам? Гвоздики?
– Вы точно в порядке? – с подозрением интересуется нахальная баба. – Старый гинеколог то хоть женщина? Слушайте, а вы же…
– Уволю.
– Астры.
– Значит букет мне тоже организуй. Пришлешь в гостиницу все. Я сегодня иду в гости.
– Вы? В гости? – явно рассуждает сейчас секретутука, кого ко мне отправить, охрану или все же психиатра. – Из Дубая торт не успеет. Из Парижа, тоже вряд ли, но я попробую. Вы не против Московской кондитерской? Это на случай форс-мажора, – надо же, озадачил ледяную бабу. – Кстати, ваш транш детскому дому номер пятьдесят четыре получен. Смета на строительство нового корпуса составлена. Я уже отдала ее нашим специалистам. Работы начнутся послезавтра. Кстати, благотворительный фонд ваш вчера получил премию. Звонили из администрации президента. И еще, через полчаса у вас подписание договора.
– Без соплей, как на льду, – хмыкаю я с видом идиота. Чертова Венера все-таки свела меня с ума. Я и вправду никогда не пропускал совещаний. И еще, я никогда не хожу в гости туда, где не вижу выгоды. Что-то странное со мной происходит, иррациональное. Это пугает, выбрасывает в кровь тонны адреналина. Но я себя чувствую живым, впервые за много лет.
– Что?
– Перенеси сделку, – приказываю я, разворачивая тяжелый джип, прямо посреди оживленной дороги. – На через час.
– Что-то случилось? – Лилия явно слышит недовольные клаксоны, гудящие снаружи. Я нарушаю все мыслимые правила. Мои и дорожного движения.
– Ничего. Пусть понервничают. В конце концов, деньги нужны не мне. – А мне срочно надо в больницу, я обещал накатать телегу, – рычу я и нажимаю отбой.
Хочешь поиграть. Венера? Что ж. Давай. Я сильный соперник. И я скручу тебя в бараний рог, а потом… Да не знаю я что потом. Просто очень не люблю, когда от меня сбегают чертовы мелкие писькины доктора.
Глава 8
Венера
Розы. Огромный букет бордовых, почти черных, роз, распространяющих удушливый солоноватый аромат. Это первое, что я вижу ввалившись в кабинет за три минуты до начала приема. Летучку утреннюю я пропустила. Автобус сломался, не доехав до больницы имени Григория Хаусова почти три остановки. Короче, «шикарно» начавшийся день, не мог не продолжиться еще более «восхитительно». А впереди еще…
– Венера Карловна, вас Вазген Арменакович искал, – докладывает мне Наташа, пока я, пыхтя, натягиваю на себя униформу.
– Я вижу, – черт, на столе перетянутая атласной лентой коробка дорогих духов. Аромат не мой – восточный, слишком тяжелый. Я это знаю, потому что совсем недавно приобретала парфюм, и для себя отметила никогда не покупать именно эту композицию. Васятка решил зайти с козырей. И как всегда не угадал. – Запускай первого страдальца.
– Но Вазген…
– Наташа, пациенты у нас первостепенны, – очень хочется кофе. Не того жидкого дерьма, которым я угощала сегодня утром в своей кухне заплутавшего олигарха. А крепкого, черного, как мои мечты о собственной семье, горького эспрессо. – И еще, у меня к тебе просьба, вот это вот, – киваю на пафосный букет, раздражающий меня до зубовного скрежета, – убери.
– Но…
– Да откуда я знаю куда? В помойку. Хотя…
– Венера Карловна, красоту такую? Жалко, – вздыхает Наташа. Да, она права. Цветы не виноваты. Они просто цветы. Хотя я и не люблю розы, особенно такого траурного колора. А человек, подаривший мне их, не любит меня. Все просто.
– Жалко. Ладно, я их потом… – «сломаю об пучеглазую рожу прелюбодея». Ну, такие мысли бродят в моей похмельной голове. И еще мысли о бесштанном красавце… Тьфу ты. Надо отвлечься. – Зови. Кто там у нас первый.
– Буханкин опять, – морщит лоб медсестра. Я нервно хихикнув, начинаю натягивать вторую пару перчаток. Буханкин у нас постоянный клиент. Цвет венерологической элиты. Золотой медалист.
– Что, Буханкин, марджоб? Отгадай загадку, – хмыкаю я, глядя на просачивающегося в кабинет, хлипкого мужика. Не дает никто нормальный бедолаге. А особы, которые соглашаются на акт страсти, чаще дамы с не высокой социальной ответственностью и соответствующим ценником.
– Это, ну, эт самое… Венера Карловна, может сначала осмотр и укольчик?
– Э нет, Дон Жуан. Загадка сначала. «У какого молодца, лихо капает с конца?» – что там его осматривать то? Все и так ясно, даже без мазка и крови. Достаточно посмотреть на коньюктивитную физиономию сластолюбца, и руку, засунутую в брючный карман, постоянно живущую жизнью карманного бильярдиста.
– У меня? – уныло выдыхает Буханкин, снова начиная чесаться.
– У чайника, Буханкин. А у тебя когда-нибудь конец отсохнет и отвалится, ну или нос, как повезет. Если ты, конечно, не хватанешь от своей обоже, что-то посерьезнее триппера, гонореи по-научному, запомни, Буханкин. У тебя форма в этот раз торпидная. Придется класть тебя в стационар. Снимай штаны…
– Розы у вас красивые, – заискивающе хрипит совсем не испугавшийся дурак. – Если их ободрать, можно романтик устроить. Ванную например, или кровать лепестками украсить.
– Да ты романтик, – меня душит смех. Но идея гонорее носителя вполне себе ничего. Рабочая идея.
Осмотр занимает не много времени. Диагноз не подлежит сомнению, можно было даже не брать мазок. Но… Буханкину полезно помучиться немного. Я выдыхаю, когда он кланяясь в пояс выползает из моего кабинета.
– Полис и личные вещи не забудь, – кричит ему вслед Наталья. Зря. Не ляжет в больницу Буханкин.
Смотрю на часы. До казни осталось всего ничего. Всего шесть часов. А у меня ни торта, ни любимых бабулиных астр. Дожить бы до обеда, хотя бы.
Лепестки с роз обдираются легко, даже эффект антистресс присутствует в этом действе. Наташа молча заполняет истории болезней, никак не комментируя моего безумия. Сто роз. Да уж, не поскупился «недожених», и количество четное, блеск.
– Коробка есть у нас какая-нибудь? – прерываю я затянувшееся молчание.
– Есть, от уретральных зондов, – класс. Лучше не придумаешь.
– Самое оно, – улыбаюсь я людоедски. – Тащи. И молоток.
– Молоток то вам зачем? – испуганно спрашивает Наташа, смотрит на меня подозрительно. – Слушайте. Я не знаю, что у вас с Вазгеном произошло, но убивать его молотком…
– Окстись, Наташа. Если бы я хотела его убить, я бы ему приготовила лазанью. Молоток не эстетично и грязно. А после моей стряпни он в гробу бы выглядел просто уснувшим. Ну, может язык бы вправлять пришлось. Но это фигня. Романтик я устраивать буду, как Буханкин завещал, – сваливаю лепестки в коробку, туда же кладу хрустальный флакон, воняющий амброй, тяжелыми специями и корицей. Тошнота становится невыносимой, да, прокапаться бы не мешало. Хотя, какой смысл? Жить мне осталось, от силы часа четыре. А вот кабинет придется проветривать месяц, но это уже не моя забота будет. Я то паду смертью храбрых. Меня до смерти залюбят и задушат жалостью и заботой родственники на сегодняшнем суаре.
Тонкий хрусталь рассыпается моментально, с одного удара.
– Ой, – тонко выдыхает Наталья, когда я закрываю
