Притворщик (СИ) - Резник Юлия
– Кажется, с гораздо большим удовольствием твоя мать нафаршировала бы яблоками мою тушку.
Усмехаюсь. Мне заходит ее мрачный юмор.
– Дин, я не могу сейчас говорить. Перезвоню, ладно?
Или нет. Свободные отношения хороши тем, что мы никогда ничего друг другу не обещаем. Дина не мешает мне окучивать других баб, а я ей – трахать своего престарелого папика. Друг для друга мы просто приятный способ расслабиться. Она молодая девка, ей хочется нормального секса. С мужиком, у которого, по крайней мере, стоит. А мне, несмотря на патологическую брезгливость, порой просто лень искать кого получше и посвежее. Так вот и живем.
– Не принимай на свой счет. Ее можно понять, согласись.
Аня внимательно меня разглядывает. И в конечном счете кивает.
– А ты как отнесся к моему появлению?
– Как видишь… – пожимаю плечами и вдруг, уловив краем глаза наметившееся за столом оживление, оборачиваюсь: – Фу, Ночеблуд! У тебя еще за котлеты условка!
Пока я сгоняю кота со стола, девчонка пялится на меня во все глаза, прикрывая ладонью рот, но все же не выдерживает и громко смеется.
– Ночеблуд? Дай угадаю, это ты придумал?
– Нет, отец. Но это наша с ним традиция, да.
– Придумывать животным дурацкие прозвища?
Аня отворачивается, и хоть она все так же продолжает улыбаться, прежнего веселья я в ней не чувствую. Вероятно, она грустит о том, что в ее детстве ничего подобного не было. Мне ее в этот момент очень жаль.
– Ага. У нас был Кабысдох…
– Ну, это банально.
– Вездессун… – сощуриваюсь я. – Плечи Ани начинают трястись. – И огромный алабай Шерстемир.
Беру Блуда на руки и легонько почесываю за ухом. С матерью отец объяснялся сам. Но судя по шипению в кухне, вопрос не был улажен. Наверняка он уже сто раз пожалел, что поспешил пригласить Аню в дом. Даже мне не по себе. Могу представить, как чувствует себя девчонка.
Так и не решив, как к ней относиться, занимаю позицию наблюдателя. Из кухни возвращаются напряженные родители. Усаживаемся за стол. Не без скрипа завязывается диалог. Точнее как? В основном отец Аню расспрашивает, а она рассказывает. Очень неохотно про интернат и гораздо свободнее – об учебе и своих планах на будущее.
Немного скребет внутри от того, что в глазах отца вижу гордость. Вот как? Как это работает, а? Она же чужой ему человек. Но его все равно распирает от ее достижений. Кровь не водица, да? Кажется, так говорят? А ведь Аня даже не осознает, какие эмоции в нем пробуждает.
– То есть ты планируешь отъезд?
– Ну да. Меня же здесь ничего не держит.
– Не держало. Теперь все изменилось. Я бы очень хотел продолжить наше общение и получше тебя узнать, пока… – отец замолкает, нахмурившись, видно, решив не грузить девчонку своими болячками. – Мы и так слишком много времени потеряли.
Аня молчит, я ее понимаю. Потому как что тут скажешь? Они упустили все ее детство. Все… И это время никогда не получится нагнать, даже если отец проживет до глубокой старости.
– Впрочем, может, я отдам богу душу раньше, чем ты уедешь.
– Николай! – впервые подает голос мама. И некоторое время мы все молчим, делая вид, что накинулись на еду. По полу, тычась мордой в ноги, туда-сюда бродит Ночеблуд. Аня раз за разом наклоняется, чтобы его погладить по трехцветной морде.
– А это правда мальчик?
– Проверь, – хмыкаю я.
– Просто трехцветные самцы – большая редкость, – фыркает. – Говорят, они приносят счастье.
– Может, не зря говорят, – скалится отец, похлопывая Аню по руке. – Я очень счастлив, что ты нашлась.
Я всегда удивлялся, как легко этот сильный мужик, беспрекословный авторитет и лидер, может озвучивать свои чувства. Сам-то я этим похвастаться не могу. И Аня, судя по всему, тоже. Другая бы на ее месте заорала «как я тебя, папуль, понимаю» и бросилась бы отцу на грудь, а эта только крепче сжала в руках столовые приборы.
– А кто моя мать?
Тихий вопрос Ани прогремел за столом, будто взрыв. Моя мать громко фыркнула. Отбросила салфетку и вышла из-за стола, буркнув что-то про подгорающего в духовке гуся. Отец как будто смутился. Хмыкнул. Провел по волосам ладонью.
– Если честно, то даже не представляю.
– М-м-м, – «глубокомысленно» протянула красная как рак Аня. Бедняга. Это еще надо как-то утрамбовать в голове, что любовниц у нашего отца было столько, что он их даже не запоминал. Впрочем, не мне его винить. Я и сам не всегда помню лиц тех, кого еще час назад трахал. И разница между нами с отцом лишь в том, что я никогда не был женат. И не планирую.
– Извините. Я, наверное, глупость сморозила.
– Да почему? Мне самому хотелось бы знать, что за сука… А впрочем, ладно.
Отец предсказуемо злится. Сейчас он, конечно, рад, что у него объявился родной по крови ребенок. Наверное, любому умирающему будет приятно узнать, что он все же успел наследить в истории. Но вот как бы он отреагировал двадцать лет назад, узнав, что его мимолетная любовница залетела – вопрос сложный. Да и бессмысленный. И здесь вообще главное другое. Я хочу, чтобы встреча с дочерью стала для него стимулом, и отец еще пожил... Такие люди, как он, не должны покидать этот мир так рано. Ему всего шестьдесят!
– Марта, тебе помочь?
– Нет. Все уже готово. Я сейчас…
– Ешь, Ань. Мама не любит, когда на тарелке остается еда.
– Не придумывай, – строго одергивает меня мать.
– Однажды, когда мне было лет пять, она не разрешила мне встать из-за стола, пока я не доем весь суп. А я не мог его съесть, – подмигиваю сестре. – Потому что шел дождь и подливал мне в тарелку.
Я рассчитывал, что Аня хотя бы улыбнется. Но она только странно на меня посмотрела и реально принялась доедать все, что я успел ей насыпать. Разговор вновь вернулся к нейтральным темам, потом отец повел дочь по дому, показывая развешанные на стенах портреты предков. Рассказывая ей то об одном, то о другом. Почему-то именно это, кстати, стало для Ани последней каплей. Уж как-то очень резко она засобиралась домой. Отец вызвался отвезти дочку. Мать запротестовала.
– Ты плохо себя чувствуешь! Даже этот вечер был лишним!
– Хватит делать из меня инвалида.
– Но…
– Достаточно!
Отец мог отрезать так, что никто из нас с ним не брался спорить. И Ане, которая взялась было лепетать что-то по поводу «да я такси вызову», очень скоро пришлось с этим смириться.
– Ну и чего ты весь вечер корчил из себя шута? Тебе весело? – накинулась на меня мать, стоило нам остаться одним.
– А что мне делать? Плакать?
– Зачем ты вообще ему рассказал об этой… этой… Господи, она в детдоме росла! Только представь, что там в голове.
– С ее головой все в порядке.
Опускаюсь на софу. Руками обнимаю низкую спинку, лицо запрокидываю к потолку.
– Если так, то все обстоит еще хуже, чем я думала. Будь она дурой, у нас, по крайней мере, оставался бы шанс, что ей не хватит ума претендовать на наследство.
Чем в большей моя мать ярости, тем тише и резче звучит ее голос. Сейчас она почти шепчет…
– Тебя правда только это волнует?
Спрашиваю, потому что просто не верю, что все так просто. Отцовские деньги никогда не были для матери самоцелью. Любила она его не за это.
Прикрываю глаза. Я ведь помню, черт его дери, как мать страдала, когда ее попытки родить отцу проваливались раз за разом! Вот почему мне очевидно, что ее проблема гораздо глубже. Готов поспорить, мать просто не может смириться, что кому-то настолько легко далось то, о чем сама она только мечтала. И хоть это было давно, кто сказал, что она справилась с той ситуацией?
– А тебя? Волнует хоть что-нибудь? Неужели ты не мог… Не мог…
– Что? Утаить от отца правду?
Наши взгляды скрещиваются над бутонами роз, стоящих в красивой китайской вазе.
– Это же такое потрясение!
– А по-моему, он в восторге, – улыбаюсь я.
– Смотрю, тебе опять весело. Ну-ну, интересно даже, что ты запоешь, если отец на радостях перепишет завещание. Ты же ему никто.
