Мы встретились в декабре - Рози Кёртис

— Итак, — говорю я, слегка морщась, когда немного сока лайма брызжет мне в лицо. — Чем ты сейчас занимаешься?

— Учусь на медбрата, — говорит Алекс.

— Да ладно, — я кладу нож и смотрю на него. — Это же потрясающе.

— Ага, — Алекс одаривает меня все той же кривой улыбкой и, похоже, испытывает облегчение. — Это не совсем та реакция, которую я получал, когда рассказывал об этом людям. Больше было похоже на: «О Боже, почему ты бросаешь работу, за которую платят мегабаксы, чтобы с тобой обращались как с дерьмом, работая в разваливающейся Национальной службе здравоохранения?».

Он не только великолепен, но и благороден и этичен. Он как единорог или что-то в этом роде.

— Что ж, я думаю, то, что ты делаешь — блестяще.

Алекс высыпает лаймы в шейкер для коктейлей и смотрит на меня с серьезным выражением лица:

— Спасибо, Джесс.

Я чувствую себя немного неуверенно. Как будто мы прошли здесь какой-то важный момент вместе. Как будто мы сблизились.

Я передаю ему бокал, и мы пьем наши коктейли и смотрим в окно на Ноттинг-Хилл-стрит. Он на мгновение смотрит на меня, как раз в тот момент, когда я смотрю на него.

На секунду наши глаза снова встречаются, и что-то внутри меня вызывает то шипящее ощущение, о котором я читала в книгах (о, в стольких многих книгах) и ни разу не испытывала в реальной жизни, даже за те четыре года, что я была с Нилом, а мы с ним говорили о том, чтобы пожениться.

Мне почти тридцать, и я в значительной степени смирилась с тем, что моя тайная любовь к ужасным, блестящим романтическим фильмам, во время которых можно свернуться калачиком на диване, каким-то образом прокляла меня. И все же я здесь, смотрю прямо в шоколадные глаза мужчины, который выглядит так, словно я заказала его онлайн в магазине романтических фильмов.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Джесс

2 января, Валь д'Изер

— У тебя в чемодане найдется местечко?

Моя самая старая подруга Джен швыряет в меня пухлым пакетом из «Теско», а я не ловлю его. Он отскакивает от кровати в комнате, которую мы делили последнюю неделю, и падает на пол. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, и издаю стон боли. Все болит, и у меня такое чувство, будто кто-то ударил меня сноубордом. Мне не следовало пить тот последний коктейль вчера вечером. Или тот, что был до него. Я встаю, держа пакет на расстоянии вытянутой руки. Пахнет так, будто в нем что-то умерло.

— Что это?

— Не спрашивай, — Джен качает головой. У нее должно быть похмелье еще сильнее, чем у меня, но ей каким-то образом удается выглядеть сияющей и здоровой, ее кожа загорела после недели на склонах, в то время как моя стала алой и обветренной. Она стянула волосы сзади, но пряди рыжих локонов уже выбились и обрамляют ее лицо. На ней ассортимент отвратительно кричащей одежды для катания на лыжах в стиле девяностых, которую она нашла в благотворительном магазине, и каким-то образом она выглядит на ней потрясающе.

Я заглядываю внутрь сумки и зажимаю нос:

— Фу, грязные лыжные носки.

— Если спросят, сама ли ты собирала свою сумку, просто скажи «да», — говорит Джен.

— И взять на себя ответственность за это? — я запихиваю их в угол своего чемодана. — Они, наверное, могли бы сами дойти домой до Лондона. А вообще-то, я сохраню их для себя, — говорю я, поддразнивая Джен. — Когда ты станешь знаменитой актрисой, кто-нибудь заплатит за них целое состояние.

— Кто-нибудь мог бы заплатить за них целое состояние уже сейчас. На «eBay» есть целый ассортимент вонючих носков, — говорит Софи, которая не упускает ни одной наживки, когда речь заходит о деньгах.

— Это отвратительно, — я морщу нос при этой мысли.

Будучи Софи и, следовательно, отвратительно деловитой, она уже собрала свою сумку и сидит, скрестив ноги, на кровати, прислонившись спиной к стене, просматривая свой телефон:

— О боже, Джесс, та наша фотография, которую ты выложила в «Инстаграм», ужасна. Кажется, одна из моих ног вот-вот сломается.

— Не так-то просто сделать селфи на горнолыжном подъемнике, — говорю я, вглядываясь в экран, чтобы вспомнить о чем она. — Я была убеждена, что уроню телефон в овраг.

— Тогда ты могла бы попросить Фабьена съехать с трассы и спасти его, — говорит Джен, делая мечтательное лицо, когда упоминает нашего великолепного инструктора по лыжам. — Он определенно запал на тебя, Джесс.

— Заткнись, — стону я. Она твердит об этом всю неделю, а я до сих пор не призналась им, что мечтала наяву, и, если честно, по ночам, об Алексе и случайных встречах на кухне, где я одета в пару милых пижамных штанов и маленькую майку, мои волосы собраны в неряшливый пучок, я только тянусь к холодильнику, чтобы взять себе стакан апельсинового сока, как его руки оказываются по обе стороны от моей талии, он разворачивает меня, смотрит на меня своими невероятными глазами и говорит…

— Джесс? — Джен подталкивает меня локтем. — Ты всю неделю была на другой чертовой планете. Давай уже, выкладывай.

Я качаю головой и застегиваю молнию на чемодане:

— Просто задумалась, вот и все.

Мой телефон издает звуковой сигнал, и я опускаю на него взгляд. Джен и Софи одновременно поднимают свои телефоны.

— Задержка отправки автобуса, — читаем мы в унисон. — Теперь вас заберут со стойки регистрации вашего отеля примерно на два часа позже запланированного времени.

— О боже, — стонет Софи. — В конце концов, мы все таки могли бы покататься на лыжах сегодня утром.

— Не-а, без лыж не смогли бы, — резонно замечаю я. — Мы вернули их, помнишь?

— Что ж, мы можем оставить наши сумки здесь и пойти выпить напоследок хотя бы по «vin chaud» (прим. французский — по бокальчику вина).

Мой желудок предупреждающе сжимается от такой перспективы:

— Тебе не кажется, что мы вчера уже достаточно набрались?

— И позавчера, но еще один разок не помешает, — говорит Софи, и мы тащим наши чемоданы к ресепшену и оставляем их за стойкой, получая взамен маленькие жетоны, поскольку они заперты.

Снаружи нет никаких признаков солнца, а небо затянуто бледными облаками с едва заметным фиолетовым оттенком. Ожидается еще больше снега, говорилось в прогнозе, после недели, которая была просто великолепной. Солнце светило так ярко, что большую часть дня мы сидели в кафе «Трасса» и обедали на свежем воздухе, сняв