Завещание на любовь - Миранда Эдвардс
Я фыркаю, размышляя спрячет ли закрытый синий купальник идеальное молодое тело Мередит. Ставлю сотню баксов, что он не поможет. Может быть, слить воду? Или затеять ремонт? Или…
Затылок пронзает пульсирующей болью. Лу ставит на место стальной джиггер, которым только что огрела меня по голове.
— Что творишь, ведьма? — шиплю я, потирая затылок.
Лу вытирает руки полотенцем и, бросив его, нависает над барной стойкой. Я не в силах терпеть ее выжидающий взгляд, поэтому закрываю ладонями лицо, тяжело выдыхая.
— Когда у тебя перерыв? — спрашиваю я.
— Сейчас, если надо. Можем уйти в кабинет и выпить, а потом ты мне все расскажешь, — предлагает Лу.
— У меня идея получше, — в моей памяти слишком свежи воспоминания о плавающей Мередит, официанток трогать нельзя, так что секс с Лу был бы вполне хорошим вариантом. — Давай трахнемся, и ты не будешь ничего спрашивать.
Подруга хохочет, перебивая своим прокуренным смехом песню, играющую из колонок. Мы не спали уже несколько лет. Она красивая и привлекательная женщина, но сейчас я воспринимаю ее как мужика с сиськами. Мы слишком много пережили вместе, чтобы я до сих пор хотел ее в романтическом плане.
— Я скорее приму целибат, чем трахнусь с тобой, — все еще смеясь, парирует подруга. У нас схожее восприятие друг друга: я для нее баба с членом. — Выкладывай или, клянусь, попрошу охранника выгнать тебя.
Я прищуриваюсь и, понимая, что спорить бесполезно, соглашаюсь. Мы уходим в ее кабинет, где есть хорошая бутылка бурбона.
* * *
Охмелевшая Лу ржет, как конь. Из ее глаз текут слезы, пока женщина едва не катается по полу от смеха.
— У вас, богачей, мозги набиты тараканами, — визжит Лу, держась за живот. — Сплавили девчонку похотливому старику и отлично! — кидаю в нее упаковкой бумажных салфеток. Я не старик, черт возьми! Мне даже нет сорока, сучка! — Ладно-ладно. Если на чистоту, то не смей с ней спать. Подрочи в душе под порнушку, но ее не трогай, а то я лично отрежу тебе яйца. Вообще, мне кажется, у тебя кризис среднего возраста или какая-то такая брехня.
— С чего ты так о ней печешься? — бурчу я, скрестив руки на груди. — Ты ее не знаешь.
— Как и ты, — возражает Лу, положив голову на мои колени. — Для сиротки важнее дружеская поддержка, а не член. Даже твой. Попытайся отвлечь ее, своди на рыбалку, потренируйтесь вместе, сделайте ремонт на чердаке. Может, так сможете подружиться, а твой член перестанет шалить. Избегать и прятаться совсем по-детски. В твоем доме ей должно быть комфортно после таких родителей, она не должна чувствовать стыд и смущение. Девочка должна понимать, что не обуза для тебя.
Лу права. Я повел себя, как последний мудак.
— Ты права, ведьма, — выдохнув, соглашаюсь я.
— Я всегда права, озабоченный подросток, — Лу встряхивает мои волосы, погладив по голове. — Но купальник все-таки отдай. От греха подальше.
Мы прыскаем со смеху и, допив, уходим из кабинета. Через час меня подвозит официантка, потому что я слишком пьян для езды за рулем. К моему приезду дома уже царит тишина. Ставлю ужин для Мередит на стол вместе с пакетом из магазина одежды.
Глава 5
Мередит
Круглый стол из красного дерева выглядит необычно: от него оторван огромный кусок. Персидский ковер с орнаментом испачкан чем-то черным и сыпучим. Наклоняюсь, беру в руку горсть неизвестного порошка и принюхиваюсь. Пепел? Вдруг в комнате становится невыносимо жарко, пол обжигает босые пятки, и я быстро сажусь на стул, подобрав под себя ноги. Поднимаю глаза и вижу четыре темные фигуры. Позади слышится хруст разгорающегося пламени, появляется теплый свет, лучи которого направлены на неизвестных людей.
— Милая, выпрями спину, — бабушка? Ее голос я узнаю из тысячи. — Так нельзя сидеть воспитанной девушке за столом.
Огонь усиливается, и я могу рассмотреть лица бабушки и дедушки. Они такие же добрые, спокойные, какими я их запомнила.
— Прошу прощения, бабушка, — отвечаю я, улыбаясь. Я так рада видеть ее. Раньше мне она никогда не снилась. — Как у вас дела?
Дедушка опускает бокал и прикладывает руку к сердцу. Его улыбка причиняет боль, потому что она нереальна. Дедушка погиб. Бабушка тоже. Они оба мертвы. Искра от пламени падает на мое плечо, и я ахаю от боли. Такой настоящей! Осматриваю плечо: сквозь мою спальную футболку просачивается алая кровь, пачкая ткань.
— Мы скучаем, солнце, — голос дедушки становится холодным и отстраненным. — Мы ждали тебя. Уже месяц ждем. Твои родители здесь, а тебя нет. Ты бросила нас.
Подняв глаза, я взвизгиваю от ужаса. Лоб дедушки пробит пулей, вокруг входного отверстия запеклась коричневато-красная кровь. Лицо мужчина стало белоснежным, как первый снег, губы синие и безжизненные, нос расквашен. Поворачиваюсь и вижу, что грудь бабушки тоже простреляна, и рана кровоточит. Шелковая блуза превратилась из кремовой в алую, а пуля проделала путь прямо к сердцу. Воспоминания накрывают меня с головой: бабушку и дедушку убили.
— Мы увидимся, — шепчу я, глаза обжигает от подступающих слез. Сердце болезненно сжимается в груди, пропустив удар. — Когда-нибудь я приду к вам.
Другие две фигуры рычат, и в свете огня понимаю, что это мои родители. С их голов слезает обугленная кожа, руки покрыты крупными волдырями. От вида оголенных черепов к горлу подступает тошнота.
— Ты должна была быть с нами! — вопит мать во все горло и тут же начинает задыхаться. Из ее рта вместе с кашлем сыпятся сажа и пепел. — Хотя бы раз в жизни могла бы стать частью семьи, а не выброшенным мусором. Ты ничтожество, никогда не была и не будешь никому нужна!
— Думаешь, что стала сиротой месяц назад? — злорадствует отец, ядовито смеясь. — Ты стала ею до рождения, мерзость!
— Ты разрушила нашу семью, мою жизнь и жизнь моих родителей, паскуда! — с каждым словом матери мое тело пронзает адской болью. — И за это будешь гореть, как горели мы!
Всхлипываю, перестаю сдерживать эмоции и закрываю руками мокрое от слез лицо. Они не должны видеть, как мне больно.
Огонь разросся и подступил опасно близко ко мне. Языки пламени съедают ножки стула, на котором я устроилась, кусают мои пальцы, икры и колени — через секунду все тело горит. Чувствую, как кожа лоскутами сползает с плоти, кричу во все горло…
И просыпаюсь, разлепив свинцовые веки.
Камин потух уже давно, лишь ночник освещает пространство возле постели. Скомканная простынь валяется на полу вместе с одеялом. Несмотря на лютый холод в моей
