Удобная (СИ) - Иванова Виолетта
— Что, прямо так и сказала?
— Ага, звонила своим подруженциям, жаловалась на него и грозила ему страшными карами после того, как он жениться на ней.
— Да-а-а-а, весело было вчера. Жалко пропустила.
— Я думаю, еще успеешь насладиться этим театром абсурда. Карасев приехал на целых две недели. Думаю, что Оксана ни одного дня не пропустит зря. Ты же знаешь ее вампирскую натуру — присосется, не оторвешь. Даже жалко парня, ей Богу.
Они еще немного поговорили, потом открылась дверь и вошла Оксана. Татьяна глазами показала Марии: «А я что тебе говорила?», после чего поднялась и ушла к себе.
— Мария, ты можешь мне помочь? Мне надо статью написать, — без всякого приветствия начала Оксана.
— Пиши. Кто же тебе мешает, — пожала плечами девушка.
— Ты не поняла, напиши статью, я тебе за нее гонорар отдам. Но не весь.
— Ну спасибо, барыня, за доброту твою, — шутливо поклонилась Мария. — Я неоднократно говорила, что ни за кого писать ничего не буду. Ты не исключение. И твои деньги мне не нужны.
Оксана смерила ее презрительно-злым взглядом, ничего не сказала и ушла, громко хлопнув дверью. Почти сразу же раздался звонок внутреннего телефона, звонил Звягинцев.
— Маша, добрый день. Как маму вчера отвезла? Все нормально?
— Да, спасибо огромное! Мама была очень рада, просила Вам поклон передать. Устроили ее там с королевским комфортом.
— Ну и замечательно. Маш, я чего звоню. К тебе может Воропаева прийти просить написать за нее заметку. Даже не вздумай ничего писать, пусть сама старается.
— Да она уже была, вот только убежала от меня, громко топая и хлопая дверями, — улыбаясь, ответила Мария.
— Ну и молодец. Не вздумай за нее ничего писать, пока проверка идет. И потом тоже. Может получится слить ее по результатам.
— Все что в моих силах, Михаил Ильич. Я на стороне добра.
— С души тяжесть сняла, спасибо тебе, — рассмеялся начальник. — Маша и еще, подготовь, пожалуйста, подборку о выставках детских рисунков за период…., - Звягинцев замолчал, размышляя какой взять период.
— Михаил Ильич, а давайте я посмотрю за военное время. Я что-то там такое видела. Будет здорово — идет война, а наш народ не сдается, верит в победу.
— Умница! — похвалил главред. Давай, сделай. И если хочешь, можешь сама написать статью. Покажу ее москвичу. Он тебя еще не успел обаять, как всех наших женщин? А то даже наша главбуха и то в новое платье вырядилась, губки накрасила, — хохотнул Звягинцев.
— Да я его и не видела почти, только при Вас в приемной.
После разговора с главредом щеки Марии снова запылали румянцем. И что такого было сказано? По сути ничего, но опять какая-то горячая волна прошла по телу Марии. Ей снова захотелось увидеть Кирилла, прямо аж до слез захотелось. И почему-то змея ревности подняла свою голову, когда она вспомнила о главбухе, женщине за полтинник, которая от силы губы красила на памяти Марии никогда.
«Да что они все в нем находят? И я?» — со злостью подумала Мария.
Она сделала пару глубоких вдохов, чтобы унять свое разбушевавшееся сердце, позвонила маме, чтобы узнать, как у нее дела, потом пошла искать подшивки за 1941–1945 годы. Занимаясь своей любимой работой, она на время забыла о Кирилле.
Через два часа она пошла к Звягинцеву. Лидочка предупредила, что он разговаривает по телефону и просил пока не беспокоить, позовет, как освободиться. Мария облокотилась о стойку-перегородку, за которой находился стол Лидочки, чтобы поговорить с ней, но не успела ничего сказать, как открылась дверь и вошел Карасев. Он сегодня был в темно-сером костюме, и молочного цвета рубашке. Весь такой… такой… Маша не смогла сразу подобрать слово к тому, что видела перед собой. Кирилл подошел к стойке, каким-то хозяйским движением положил руку на ее талию и через стойку склонился к Лидочке:
— Вы сегодня великолепны! Разрешите Вашу ручку поцеловать?
Он говорил, глядя ей в глаза, но при этом не убирал руку с талии Марии, которая замерла соляным столпом и почти не дышала. Вся кровь прилила к ее лицу, воздуха не хватало. Лидочка, завороженная Кириллом подняла руку, протянула ему. Он подхватил ее, еще сильнее перегнулся через стойку и поцеловал.
— Я бы хотел к Михаилу Ильичу попасть. Можно?
— Он сейчас за-за-занят, — заикаясь ответила Лидочка, такая же красная как Маша.
— Хорошо, подожду, — ответил ей Кирилл. Потом повернулся к Маше. — Добрый день, мы с Вами сегодня еще не виделись? И вчера тоже. Вы же маму отвозили в санаторий? Как она, все хорошо?
Маша не смогла ни одного слова протолкнуть сквозь спазм, который сковал ее горло, только наша в себе силы кивнуть. Кирилл, продолжая ее приобнимать, свободной рукой взял ее руку и поцеловал.
В то время из интеркома послышался голос Звягинцева:
— Лида, есть кто ко мне? Пусть заходят.
Лида и Маша наконец-то отмерли и синхронно вздохнули.
— Машенька, Вы были первой, заходите, я после Вас, — улыбнулся Кирилл, убирая наконец-то с ее талии свою руку.
Маша на деревянных ногах направилась в кабинет к Михаилу Ильичу, чуть не забыв на стойке файл с подборками и текстом, но во время спохватилась. Она с трудом помнила, о чем говорила со Звягинцевым, но тот остался довольным, на углу ее листа завизировал «в печать» и сказал, что пока оставит заметку у себя. По-прежнему находясь в состоянии тихого шока, Маша вышла от Звягинцева, но Кирилла в приемной не было. Она облегченно выдохнула и быстро ушла к себе. Почти сразу же следом за ней ввалилась Северцева, которая ругалась на чем свет стоит. Увидев, что ее грозные слова до Маши не доходят, замолчала и с интересом уставилась на подругу:
— Так, рассказывай, что случилось?
— Да ничего, ходила к Ильичу, — вяло отмахнулась от нее Маша.
— Ага и с таким лицом вышла от него, словно тебя к расстрелу приговорили. Колись, в чем дело.
Маша, как могла, рассказала ей о том, как Кирилл обнял ее в приемной.
— И ты поплыла что-ли, подруга? Ну ты даешь! Маша, да он всех наших баб обчеломкал и нажамкал. Меня пытался зажать в кабинете, но получил локтем под-дых и успокоился. Есть такая категория мужиков «кобель обыкновенный». Ему все равно что за женщина, главное что теплая и шевелится. У меня такой мой первый был. Поверила ему, как дурочка из переулочка, а он и рад был стараться. Полгода мне лапшу на уши вешал — люблю, трамвай куплю. Ага! Хорошо, что до детей дело не дошло. Когда узнала о его большой и чистой любви ко всему женскому полу, послала куда подальше. И знаешь? Так хорошо на душе стало! Спасибо ему, прививку от кобелей получила на всю жизнь. Вот и Кирюша этот такой же, один в один. Смотри, не растай.
Северцева впервые рассказывала Марии о своем первом парне в таком плане. Раньше она упоминала его, что был такой и все.
— Давай чайку попьем, — предложила Татьяна. — Поверь, не стоит он твоего внимания. Даже не вздумай поддаваться на его «поцелуйчики». Потом жалеть будешь, да поздно уже будет. Я пока тебе о нашей королевишне расскажу, как она сегодня статью свою писала.
— Тань, а может в кафешку нашу сходим? Обед все-таки. Я бы поесть не отказалась, а то я даже без завтрака.
— Пойдем, не вижу оснований для возражений. Заходи за мной.
Татьяна вышла, Маша стала собираться на обед. Она снова подошла к зеркалу, разглядывая свое лицо. Ей вдруг очень захотелось достать свою перламутровую помаду, которая завалялась где-то у нее в столе и накрасить губы. Но потом передумала «Боже, какая глупость», взяла сумку, надела куртку и пошла за Татьяной.
На удивление в кабинете также находились Воропаева, которая с кем-то громко обсуждала свою заметку. Вернее так, кто-то по громкой связи на мобильнике диктовал ей текст, а она с каким-то ожесточением печатала на компе. Сорокин наблюдал за ней и посмеивался. Татьяна тоже улыбалась, глядя на Оксану, которая ничего не замечала вокруг. Мишка напросился с подругами в кафе пообедать.
Когда они сделали заказ, Миша и Татьяна рассмеялись. Когда Маша удивленно посмотрела на них, Миша первым успокоился и пояснил:
