Слабо не влюбиться? (СИ) - Татьяна Юрьевна Никандрова
Глава 7
— Эм… Извините, у вас есть туалетная бумага?
Седовласый мужчина в строгом костюме кидает на меня недоуменный взгляд поверх очков и недоверчиво вздергивает бровь:
— Что, простите?
Должно быть, он думает, что ослышался, но не тут-то было: я действительно подошла к нему, солидному пятидесятилетнему дядьке, и поинтересовалась, есть ли у него туалетная бумага. Кто знает, может, он припрятал ее в своем дорогущем кожаном кейсе?
— Мне бы бумаги, — повторю я, переминаясь с ноги на ногу. — Туалетной.
Кто-то может посчитать это перебором, но у моего безумца-друга фантазия не ведает границ. Тёма решил, что будет очень весело, если я подкачу к незнакомцу и озадачу его вот таким вот тупым вопросом. Естественно, я не собиралась вытворять ничего подобного, но потом Соколов выдал свое коронное «Слабо?», и у меня, как всегда при звуках этого слова, поехала крыша.
Мужчина обводит растерянным взглядом пустой тротуар и, сконфуженно закашлявшись, лезет в дипломат.
Ба! Неужели он и правда припас там рулончик?
— Держите, — он протягивает мне пачку влажных салфеток, при этом старательно глядя мимо меня.
— Спасибо! — оживляюсь я, зная, что Тёма наблюдает за нами из-за угла. Я таки доказала, что мне не слабо: выцыганила у прохожего средство гигиены. — Да мне все не нужно, я только парочку возьму.
Раскрыв упаковку, принимаюсь отщипывать салфетки, но, дядька, брезгливо скривившись, произносит:
— Будьте любезны, заберите все.
А затем резко срывается с места и торопливым шагом удаляется.
Странный мужик, конечно. Улепетывает так, будто боится, что я обделаюсь прямо у него на глазах. Ну да ладно. Салфетки лишними никогда не бывают.
Засунув добычу в задний карман шортов, я напускаю на себя выражение триумфального превосходства и вразвалочку направляюсь к Соколову. Друг уже вышел из-за угла и ехидно скалится.
— Ну и рожа у этого интеллигента, — угорает он. — Прямо на лбу было написано: «Па-ма-ги-ти! Меня атаковала засеря в разных кедах!»
Ах да, чуть не забыла, сегодня мы воплощаем в жизнь еще одну придурь: гуляем по городу в обуви из разных пар. На левой конечности у меня красный Конверс, на правой — черный Ванс. Смотрится, конечно, вырвиглазно, но, по сравнению с Тёмкиным классическим ботинком на одной ноге и Найком на другой, это еще цветочки.
— Да ладно тебе, нормальный дядька, — толкаю Соколова локтем в бок. — Почти не начатую пачку подогнал.
Довольно трясу салфетками перед его носом.
— Ну все, мы богаты, — иронизирует парень. — Пошли на радостях манты заточим?
— Манты? Где манты? — мигом встрепенувшись, отзываюсь я.
— Дома у меня, — усмехается Тёма. — Мамка наготовила, тебя велела позвать.
— Ура! — взвизгиваю с энтузиазмом.
Знаю, по мне не скажешь, но моя любовь к мучным изделиям поистине безгранична. А теть Алинины манты я вообще готова пожирать в промышленных масштабах — они у нее обалденно вкусные.
Наперегонки мы устремляемся к Тёмкиному дому, и я как обычно проигрываю. Соревноваться с этим переростком — совершенно неблагодарное дело. Он прет ввысь и вширь, словно на дрожжах, а я так и остаюсь крохотной щуплой девчонкой.
— Мог бы и поддаться ради разнообразия, — ворчу я, тяжело дыша.
— С чего бы это? — недоумевает друг, распахивая подъездную дверь.
— С того, что ты больше! И ноги у тебя длиннее! Значит, мне причитается несколько секунд форы!
— А ты умнее меня, — парирует он. — Но при этом в шахматы мне не поддаешься.
— Ты проигрываешь просто потому, что тебе в лом просчитывать на несколько шагов вперед! Это не недостаток ума, а банальная лень!
— Ну да, я ленивый, — невозмутимо соглашается друг, просовывая ключ в замочную скважину. — И быстрый. А ты усердная и медленная как улитка.
— Что ты сказал?! — задыхаюсь от возмущения. — Ну держись! Щас эта улитка надерет тебе задницу!
С воинственным воплем запрыгиваю Соколову на спину и припечатываю его грудью к двери. Однако парень не теряется — тут же подхватывает меня под коленки и разворачивается корпусом так, что прижатой к прохладному металлу теперь оказываюсь я. Пробую укусить его за ухо, но Тёма, разгадав мое намерение, дергает головой в сторону и я клацаю зубами по воздуху.
— Ах ты, маленькая свирепая хищница! — ржет парень, опуская меня на пол и отступает на пару шагов.
Думает, что наш поединок опять завершился его победой, но я не привыкла так просто сдаваться.
Снова приближаюсь к Артёму со спины, намереваясь как следует огреть его зад смачным поджопником. Но он вдруг резко оборачивается, шагает ко мне и, обхватив сильными пальцами запястья, утыкается лбом в мою переносицу.
— Хватит, Вась. Ты при любом раскладе проиграла.
Его горячее дыхание расползается по моим щекам, и я чувствую, как ноги становятся ватными и стремительно слабеют.
Шах и мат. Это тотальное обезвреживание. Я не то что пошевелиться — слова вымолвить не могу. Тёма впервые так близко. Нависает надо мной, словно грозовая туча. Опаляет крошечные волоски на теле жгучим теплом своей кожи. Пьянит запахом лесного шампуня, табака и еще чего-то едва уловимого, но чертовски приятного…
Разъяренно выдыхаю.
Соколов неосознанно повторяет за мной.
Сверлим друг друга неотрывными взглядами, будто нас волной гипноза накрыло и волю начисто парализовало. Вроде бы и хочу высвободиться из оков этой дурной энергии, стряхнуть обваривший мозги дрянной морок, но не могу.
И Тёма, походу, не может. У обоих система зависла. Срочно требуется перезагрузка.
Блин, да что со мной? Какое-то долбанное помутнение, не иначе! Дерзкие слова, которые я собиралась озвучить, застряли в горле. Сердце колотится так сильно, что вот-вот размозжит ребра. А боевой настрой сменился нелепым, совершенно нехарактерным для меня томлением в груди.
Честно? Я не знаю, что было бы дальше, если б по ту сторону двери не раздался голос Тёмкиной мамы, а еще через секунду она сама не выглянула бы на лестничную площадку. Не знаю и знать не хочу. Потому что это все неправильно, странно и больше никогда не повторится!
— А что такое? Почему ключ в замке, но никто не заходит? — интересуется тетя Алина, окидывая нас, шарахнувшихся в разные стороны, любопытным взглядом.
— Да мы тут… Дурачились, — взлохмачивая волосы, отзывается Артём.
Его голос звучит почти непринужденно, почти весело. И если б я не была непосредственной участницей нашего с ним кратковременного помешательства, то, несомненно, повелась бы на эти беззаботные, развязные интонации.
Но теперь, после случившегося, ему меня не провести. В тоне друга я различаю не только напускную легкость, но и тщательно скрываемое недоумение. Ведь точно такое же в эту самую секунду обуревает и меня.
— Ну заходите, чего встали? — торопит тетя Алина. — Манты
