Самые близкие - Слава Доронина
— С Ярославом? Правда? — Бабушка довольно прицокивает. — Приедет к тебе черт-те куда? А надолго?
— Надолго. Не все же братьям моим быть взрослыми и заводить серьезные отношения. Я тоже встретила хорошего, достойного человека.
— Ох, моя ж ты крошка… — Бабушкин голос дрожит от волнения. — Я и мама будем только рады за тебя.
Мы еще немного болтаем обо мне и моей учебе, а потом прощаемся. Уже через минуту после разговора я жалею о сказанном. Бабуля очень близка с Андреем и найдет повод поделиться с ним «радостью». Хоть проси Ильмиру и эту часть жизни контролировать, как посещение страниц в интернете.
7 глава
— Зачем мы сюда пришли? — сержусь я, чувствуя, как гудят ноги и тянет низ живота от долгой ходьбы.
С самого утра меняем локации и делаем кадры для промежуточного отчета. Отсняли достаточно, можно и закругляться.
— И вообще, есть хочется, у меня все мысли о еде, а не об искусстве. Лучше бы в кафе зашли, — продолжаю бурчать.
— Яна, это музей стекла, здесь много интересного материала для домашнего задания. К тому же музей находится рядом с нашим домом. Сколько раз мимо ходили, а внутри ни разу не были. Постой минуту, а лучше сядь вон туда, — кивает Ильмира на стул.
— Да нет, раз притащила меня сюда, терпи теперь мое нытье.
Хожу за подругой хвостом между хрустальными вазами, думая о том, что будет, если ненароком разбить одну из них.
— Чем-то я на такую вазу сейчас похожа. Миниатюрная, худая, хрупкая. Правда с беременным животом, — хмыкаю я.
— Да, есть немного, — говорит Ильмира, не выпуская камеру из рук.
— Смотри, какие чики, — слышу позади шепот. — Пошли познакомимся.
Я улыбаюсь, зная, что за этим последует. Парни приближаются к нам, но, когда видят мой живот, их интерес и желание знакомиться сходят на нет. Извинившись, они ретируются.
Ильмира наводит на меня объектив и делает снимок. Настроение сегодня хорошее, я принимаю разные позы, выставляя живот, и прошу потом скинуть эти фотки мне.
— Ты будто небольшой мячик проглотила, — смеется подруга, убирая камеру в сумку.
— Ага, теннисный, — со вздохом замечаю я.
— Твой живот явно больше теннисного мяча. Просто очень аккуратный. Мне нравится.
Не раз слышала от врачей, что должна быть «круглее» для своих недель. Можно было бы сходить на УЗИ: я без понятия, как дела у моей малышки. Не исключено, что там вовсе и не она, а малыш. На ранних сроках врачи, бывает, ошибаются с полом. Однако после того визита к Семёну Игоревичу я ни у кого больше не была и не хочу.
Сейчас мне относительно спокойно. Каждый вечер медитирую и представляю себя сидящей на горной вершине. Вокруг умиротворяющая тишина и щебет птиц.
Покориться обстоятельствам и судьбе — это совсем не про меня, но, кажется, так оно и есть: я смирилась. Если не думать о патологиях ребенка и о том, что он какой-то не такой, — все более-менее хорошо. Недавно я начала чувствовать слабые толчки маленький жизни внутри себя. Чуть не сошла с ума от счастья.
По лицу расплывается улыбка, когда вспоминаю свои эмоции от первых шевелений малышки. Я потом весь вечер держала руку на животе в надежде ощутить пиночки еще раз. Интересно, Ковалёв тоже испытывает восторг, когда трогает живот Натали?
Который день собираюсь вернуть номер Андрея в черный список. Недавно Ковалёв мне звонил, а потом прислал сообщение: «Ответь, пожалуйста». И сразу после: «Не отправляй больше в блок». Резануло, что он ведет себя так, будто ничего не произошло. Хотя, возможно, в его представлении так оно и есть.
В блок я не отправила, но и ответить так и не смогла.
Домой мы с Ильмирой возвращаемся без сил. Собираем все снимки и видео для промежуточного отчета и расходимся отдыхать.
Подруга всерьез взялась за нас с малышкой. Выводит гулять, организовала досуг — у меня почти не бывает свободного времени. Ильмира все так же мониторит сайты, которые я посещаю в интернете, и не допускает, чтобы я читала страшные истории. А еще она сама догадалась, кто отец ребенка, без каких-либо комментариев с моей стороны.
Надо же, какая ирония судьбы. Я всю жизнь провела в родительском доме, была обласканным и залюбленным ребенком, Вика и Катя — мои лучшие подруги с детства. Но ни с кем я не могу поделиться тем, что со мной происходит. И чем дольше тяну, тем сложнее признаться. А посторонняя Ильмира, с которой я познакомилась в Калининграде, дает столько поддержки и тепла, будто я самый родной для нее человек.
То ли гормоны сделали меня сентиментальной дурочкой, то ли тоска по близким людям, но глаза сегодня весь день на мокром месте, стоит подумать о доме.
— Какая-то подозрительная тишина у той парочки, за которой ты следишь едва ли не каждый день, новых фоток нет, — замечает Ильмира за завтраком. — Вообще, они не смотрятся вместе. Вроде и улыбаются, животик у нее круглый и красивый, а лицо серое, как у наркоманки.
— У меня такой же цвет лица, когда неважно себя чувствую, и ничем это не замаскировать. — Тычу пальцем в свои впалые щеки. — Из плюсов, если я… — Осекаюсь, проглатывая слова о неблагоприятном исходе. — В общем, если все закончится плохо, то никто даже не заподозрит, что у меня был живот. — Голос садится на последних словах.
— Опять ты с этими мыслями. Прекращай, — недовольно вздыхает Ильмира.
Я бы и рада, но с самого утра нехорошее предчувствие. Не могу понять из-за чего.
Скверная новость не заставляет себя ждать. После завтрака звонит папа и говорит, что дедушке стало плохо с сердцем прямо на рабочем месте и сейчас он в реанимации.
— Я постараюсь приехать, — отвечаю отцу и кладу трубку.
Прогнозы пессимистичные. В такой ситуации я должна быть рядом с семьей. Вот только как покажусь дома с округлившимся животом? Не уверена, что получится его скрыть.
А может, это шанс рассказать родным, что я в
