Боюсь тебя любить - Мария Николаевна Высоцкая
– Далеко собрался?
Свист, смешавшийся с громким голосом и довольно четко высказанной фразой.
Оборачиваюсь. Егорушка собственной персоной. Но не один. С соратниками. Пять таких же дегенератов, как и он сам.
– Ну что? Теперь не такой смелый?
Егорка скалится и дает отмашку своим кентам.
Я получаю пару ударов под дых. Падаю на снег. Успеваю сгруппироваться. Получать люлей тоже нужно уметь, как бы смешно это ни звучало. Колкие белые кристаллики царапают кожу на лице. Я чувствую вкус крови, что тонкой струйкой стекает с переносицы.
Неважно, как хорошо ты дерешься. Пять на одного с победой в твою пользу бывает только в фильмах. В жизни же тебя отметелят за пару минут. Ну, если, конечно, ты не какой-нибудь лютый спецназовец.
– В следующий раз будешь знать, на кого тявкать.
Крутилов напоследок пинает меня в область грудной клетки, которую я уверенно закрываю руками.
Когда они уходят, переворачиваюсь на спину и, собрав в ладонь снега, протираю лицо. Кожа немеет от ледяных прикосновений. Морщусь.
Конечно, тотально невредимыми они не ушли. Кому-то успело прилететь и от меня. Но это такая малость.
Втягиваю носом воздух и смотрю в такое ясное и звездное небо.
Дома сразу иду в ванную, скидывая по дороге ботинки и куртку.
Открываю холодную воду, пытаясь смыть с лица кровь. Склоняюсь над раковиной. Именно в этот момент Татка толкает дверь.
Стоит передо мной в одной футболке, длина которой доходит до середины бедра. Переминается с ноги на ногу. Смотрит слегка шокированно. Зрачки расширились, дыхание участилось.
– Боже, что случилось? – прижимает ладошку к губам, медленно переступая порог.
– Упал.
– На чей-то кулак, видимо.
Ее пальцы касаются моего подбородка.
Сглатываю. Вдоль позвоночника проползает легкий холодок, а каждый волосок на теле встает дыбом.
Черт!
Убери руку. Убери!
– Я сейчас принесу лед или что-нибудь холодное. Никуда не уходи…
13
Тата
Я проснулась от шума.
Четко слышала, как открылась дверь. Видела, как загорелся свет в ванной, и мгновенно зажгла тусклую настольную лампу в спальне.
Что меня сподвигло вылезти из-под одеяла, не знаю. В голове как будто перещелкнуло. И вот я уже стою за спиной Токмана в его же футболке, которую вторую ночь использую в качестве пижамы.
Вообще, последние сутки ни капли не похожи на мою прежнюю жизнь. Эмоции прорываются сквозь грудную клетку. Я постоянно о нем думаю. Токман просто засел в моей голове.
Все эти взгляды… слова. Настоящая агония для моего разума. Я словно заперта в клетке с однотипными эмоциями. Что это? Симпатия? Или просто гормональный выброс…
Ответов нет, а вопросов слишком много.
Яркий свет раздражает сетчатку, но это не мешает разглядеть происходящее до мельчайших деталей. После сна звук льющейся воды давит на барабанные перепонки, и кажется, чуть громче обычного.
Токман оборачивается, бегло касаясь меня взглядом.
У него все лицо в крови.
Красная субстанция смешивается с водой и очень быстро направляется к сливу в раковине. Закручивается волчком, прежде чем совсем исчезнуть.
В голове хаос. Страх. Непонимание.
Что с ним произошло?
Насмешливый ответ про падение, конечно же, ложь.
Вытягиваю руку, едва касаясь пальцами Ванькиного подбородка. Прошибает. Электрический разряд проходит сквозь тело быстрой молнией. Вздрагиваю. Сжимаюсь, плечи тяжелеют, а воздуха с каждой пройденной секундой становится все меньше.
Не знаю, что мною руководит, но я как будто бы чувствую эту боль на себе. Морщусь. Хочу пожалеть? Поддержать?
Смотрю в его глаза и забываю, как дышать. Голова становится тяжелой, подходящих слов тоже не находится. Пространство вокруг теряет четкость.
Нужно принести лед. Спохватываюсь и убираю руку.
Токман никак не реагирует. Даже не моргает. Просто гипнотизирует меня взглядом. Поджимаю пальчики на ногах, облизывая пересохшие губы.
Нужно уйти. Обеспечить себе передышку. Именно это я и делаю.
Открываю морозильную камеру в поисках льда, правда, его здесь, кажется, отродясь не было. Беру кусок замороженного мяса и заворачиваю его в тонкое вафельное полотенце.
Возвращаюсь.
Ваня так и сидит на краю ванны. Как только я появляюсь рядом, опускает взгляд к моим босым ступням.
Сглатываю и незамедлительно вручаю ему полотенце.
– Нужно приложить к переносице, – нервно кусаю губы.
– Спасибо.
Смотрю на его руки со сбитыми костяшками и никак не могу отпустить полотенце. Чувствую легкие прикосновения мужских пальцев к тыльной стороне ладони. Кожу жжет от этих касаний. Отдергиваю руку и начинаю быстренько приглаживать волосы.
– Зачем ты носишь линзы?
Ванька морщится, когда холодненькое мясо соприкасается с разбитой переносицей.
– Что?
Часто моргаю. Терпеть не могу свои уродливые глаза, это нужно сильно постараться, чтобы родиться с таким дефектом. Разноглазая, как собака. Я ношу цветные линзы лет с шестнадцати, они настоящее спасение. Никто не заглядывает тебе в лицо, не задает тупых вопросов и не смотрит как на какую-то невидаль.
Потому что слушать годами одно и то же – настоящая пытка.
Когда я знакомилась с людьми, первое, что их интересовало, это моя гетерохромия. Не то, какой я человек, а то, почему мои радужки разного цвета.
– Это мило. Это не дефект.
– Ты издеваешься, да?
– Нет.
Ванька убирает полотенце и кладет его в раковину. Ополаскивает лицо, а когда выпрямляется, смотрит на мое отражение в зеркале. В глаза смотрит.
Как он не понимает, что не делает сейчас ничего хорошего? Ничего. Только заставляет меня снова чувствовать себя убогой.
Лучше бы он не знал.
– Это только твои заморочки, – продолжает нести весь этот бред.
Злит. Все это очень сильно меня злит.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
Отвожу взгляд. Губы подрагивают, еще немного, и я, кажется, расплачусь.
– Дальше сам, – взмахиваю рукой и вылетаю за дверь, плотно прижимаясь к ней спиной по ту сторону.
Зачем он вообще завел этот разговор?
Мило… мило…
Сердце сокращается как ненормальное. Лицо краснеет от переизбытка поступающей крови.
Вдох-выдох.
Тру щеки и проскальзываю в кухню черной кошкой. Крадусь сквозь повисшую в квартире темноту. Наливаю в стакан воды. Пара глотков холодной жидкости и сжатые до боли в кулак пальцы.
Где-то на задворках сознания слышу, как открывается дверь. Слышу тихие шаги.
Чувствую его всеми фибрами души. По звукам, запахам.
Становится еще тише, темнее. Так сложно различить в этом мраке ночи хоть один предмет интерьера.
Токман подходит сзади. Чувствую его близость, исходящее тепло. Между нами пара миллиметров…
Жар кожи, и крепче
