Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова
Что уж… Она не плакала даже в тот проклятый вечер, почти месяц назад, когда Дементьев вернулся домой и признался, что был с другой. Не поверила сначала. Смотрела, еще улыбаясь, в его глаза, искала правду и нашла…
Несколько минут она безмолвно стояла у этого же окна, на кухне. Смотрела во двор, словно закаменев. Спросила только: «Кто она?».
Дементьев ответил сдавленно: «Диана. С работы».
Он стоял в дверях, смотрел на ее спину и тоже больше не мог произнести ни слова, кроме тупого «прости».
А на кухонном столе стыл ужин, стояли незажженные свечи, бокалы, бутылка вина.
Спустя несколько бесконечных минут, Инна обернулась – на лице ни слезинки. И сказала с пугающим спокойствием:
– Ты должен уйти. Прямо сейчас. Совсем. Я больше не хочу тебя видеть.
– Прости меня. Я не хотел…
– Нет, – пресекла она его. – Ничего не говори. Не унижай ни меня, ни себя. Просто уйди. Я не могу даже находиться с тобой рядом. И если ты не уйдешь, уйду я.
глава 7
– Что будем делать? Нельзя же просто сидеть и ждать, – первой нарушила молчание Инна. Произнесла сдавленно, не оглядываясь на него. Будто в пространство. Она вообще избегала на него смотреть.
Ещё слишком острой была боль. Даже сейчас.
Его присутствие давило. Мешало дышать, отравляло сам воздух.
Он же, наоборот, смотрел на нее, долго и пристально. Она чувствовала его взгляд легким жжением где-то чуть выше лопаток. И ещё поэтому не хотела оглядываться. Не хотела, чтобы он видел, как ей больно. Как плохо без него.
Инна думала, что если запретит ему приходить, если не будет так часто видеть, то станет легче. Не сразу, но хотя бы постепенно. Ведь любая, самая сильная рана, затягивается.
Он согласился. Выслушал ее, кивнул и ушел.
И с того дня как отрезало: перестал звонить, писать, приходить к ним. Уже две недели.
Лишь пару раз он поднялся в дом – принес продукты и памперсы. И то – молча отдал в руки, развернулся, ах да, ещё спросил для приличия: «Как Маша? Нормально? Что-то нужно еще? Нет? Ясно».
И всё.
Он смог жить дальше. Без них.
Да, по ее просьбе. Да, она сама ему так велела. Но почему-то очень болезненным и горьким оказалось это его скорое согласие. Словно он вот так, по щелчку, разлюбил их…
– Тебе надо быть тут, – произнес наконец Никита. – Дома. Вдруг Митя вернется. А я сейчас свяжусь с этим поисковым отрядом…
Инна почувствовала, что он больше не смотрит на нее. Легкое жжение стихло. Обернулась: он и правда теперь выглядывал в окно, будто можно было что-то увидеть в такой темноте.
– Черт, да как так-то? – выпалил он вдруг с чувством. – Куда он мог пойти? Ладно, извини…
Он стал что-то набирать в телефоне.
– Может, обойдем соседей? По очереди... Я не могу просто сидеть дома. Вдруг Митя в эту самую минуту…
От этих мыслей стыла кровь.
– Не думай так, – не отрываясь от экрана, произнес он. – Всё будет хорошо, Инн. Наш сын обязательно найдется. Его уже ищут. И соседей уже обходят. Не нервничай так. Маша спит? Может, тебе принять какое-нибудь успокоительное?
Потом хмуро взглянул на нее.
– Слушай. Может, он… – Никита замялся, будто прикидывал: сказать - не сказать. – Может, Митька сбежал? Ну, типа, чтобы мы помирились.
– Нет. Нет-нет. Митя не стал бы так с нами поступать. Как ты можешь так думать?
– Мне и следак такую версию выдвинул. Хотя я тоже сказал, что это бред. Но вообще Митька мне не раз говорил… просил, чтобы я вернулся.
– Если это так… – севшим голосом промолвила Инна, но Никита жестом остановил её: – Погоди. Вот их номер.
Прижимая телефон к уху, он вышел из кухни в гостиную.
– У нас ребенок потерялся… семь лет… – доносилось из гостиной. – Пропал по дороге из школы. В начале седьмого. Да, заявление в полицию уже подали. Они нам и посоветовали обратиться к вам. Хорошо, спасибо, записывайте адрес…
Никита вернулся на кухню.
– Сейчас приедут. Инн, им нужна свежая и четкая Митькина фотография. Они её растиражируют… Он сказал, можно в электронном виде. Блин, ноута с собой сейчас нет. И телефона… Можно и распечатанную. Даже лучше. У нас же были…
Она кивнула. На деревянных ногах подошла к стеллажу. С верхней полки достала толстую пластиковую папку с документами. Туда же она как раз недавно убрала конверт с фотографиями, сделанными в салоне. Стала перебирать фотографии: вот он еще малыш, а вот они втроем, а здесь её мальчик пошел в первый класс… В черных глазах плещется солнце. Темные вихры торчком, хоть Инна тогда битый час их укладывала.
Сердце резко сжалось. В груди снова заколотилась паника. Господи, только бы он вернулся! Скорее! Только бы с ним ничего не случилось!
Руки мелко задрожали, и снимки выскользнули и рассыпались по полу. Она присела на корточки, стала собирать фотографии, дыша часто, прерывисто. И не выдержала, не сумела. Села прямо на пол обессиленно. Зажмурилась, прижала обе ладони крепко к губам, заглушая рвущийся плач. По щекам заструились слезы.
Краем глаза Инна видела, что к ней подошел Никита, но не могла ничего с собой поделать. Её будто прорвало. Пробило в ней брешь. И всё, что так долго копилось, болело, кипело внутри, хлынуло вдруг безудержным потоком.
Она не могла его даже оттолкнуть, когда он тоже присел рядом на корточки, когда снова обнял за плечи, когда его запах окутал её.
– Инна, мы найдем его. Успокойся, не плачь. Все будет хорошо.
– Верни мне Митю… – выдохнула она.
– Конечно! Он вернется. Я тебе обещаю.
Но Инна будто его не слышала, повторяя надрывно сквозь слезы:
– Верни мне Митю… Умоляю, верни мне Митю…
Никита поднялся, вышел из комнаты, но через пару минут вернулся с кружкой.
– Вот, выпей. Инна, слышишь, выпей…
Она не реагировала, тогда он сам приложил к её губам кружку. Заставил выпить почти до дна воду с мятно-горьким привкусом.
–
