Обречён любить тебя - Яна Мелевич
Впрочем, оно и понятно. На Мальдивах многим страдается гораздо приятнее.
Его отец всегда говорил, что брак должен быть равнозначным. Семья — это два человека, а не хозяин и обслуга. Жена — партнер. Сколько Антон себя помнил, у них в семье хоть номинальным лидером значился папа, но мать принимала решения в случае необходимости и умела без истерик отстаивать собственное мнение. Он даже не мог поверить, что когда-то у его родителей случился разлад, который они иногда вспоминали в шутку.
Несколько молодых девушек, звонко смеясь, пробежали следом, и одна из них улыбнулась. Кажется, ее звали Ангелина, и она была дочерью какого-то дипломата. Антон кивнул ей из вежливости, все еще сомневаясь в том, что опознал девушку верно. А та в ответ скромно потупила взгляд, отворачиваясь обратно к подружкам.
— Смотри-ка, кто у нас тут. Без своей семьи, одинокий птенец из гнезда вылетел.
Голос за спиной Татошки заставил его скривиться от неприязни. Обернувшись намеренно неторопливо, вскинул брови и потянул в притворном изумлении:
— Збруев, какая неожиданность. Твой папа уже сел в тюрьму или только собирает вещи? А в случае побега вас с мамой возьмет?
Геннадий Збруев в прошлом — личный помощник осужденного мэра Копейкина. Сейчас он проходил по делу как свидетель. Ему повезло больше, чем начальнику: избежал тюрьмы и предпочитал сидеть тише воды, дабы не замели за компанию. Но его сыну, Федору, это нисколько не мешало постоянно попадать в неприятности и втягивать в них других. Именно из-за спора с ним Антон так сильно вляпался, что едва не попал в опалу к отцу.
— Думаешь, если твой отец выставил свою кандидатуру, можешь изображать крутого? — ехидно потянул за его спиной один из друзей Збруева.
Имени Антон не помнил, да и плевать ему было на этих людей. Но вот нос Феденьке он бы еще разок сломал. В прошлый раз гаденыш рыдал навзрыдь и грозился судом, но дело ничем не кончилось.
Видимо, кровожадный взгляд Татошки заставил Збруева-младшего отступить, касаясь горбинки носа, где белел маленький шрам.
— Збруй, я же не виноват, что один воровал, второй в рот заглядывал. Кто кому, догадаешься сам, — пожал плечами Антон, хватая бокал и не имея желания разговаривать.
Вечер без того стал ему в тягость с момента, как они всей семьей переступили порог. Он уже шагнул в сторону группки гостей, но замер, услышав очередные ехидные слова:
— Брось, Канарейкин, неужели все? В прошлый раз за победу ты сломал мне нос, сейчас сбегаешь, стоит мне попытаться наладить с тобой отношения, — улыбнулся Федор, и пальцы Антона сжали бокал.
Эта чертова победа была его.
— Ты меня подрезал! — прошипел Канарейкин, резко разворачиваясь. — Как крыса поступил, хотя правилами запрещается создавать аварийную ситуацию на дороге.
— А ты докажи, птичка. Гонки-то нелегальные. Или боишься, папка заругает за участие? — хмыкнул Збруев, сверкнув глазами и чуть двинувшись вперед, понизил голос:
— Можно легко решить этот вопрос. Знаешь и время, и место. Только… — он внезапно замолчал, а сам Антон уже дернулся к Федору, однако его оставила тяжелая рука отца.
— Детишечки, — недовольно проговорил Павел, осматривая Збруева с другом, крепче сжимая плечо сына. — Чем занимаетесь? Песочницу делите?
— Здравствуйте, Павел Александрович, — выпрямился Федор и сдунул длинную модную челку с глаз. — Просто поздоровались с Антоном. Как приятели, да? — он хлопнул Татошку по груди, пробормотав напоследок слова прощания и поспешил удалиться.
Какие-то пара минут разговора, а Антон чувствовал себя на грани.
— И что это было? Чего завелся от этого пекинеса малолетнего? — сдвинул брови Кенар, глядя на сына с интересом.
— Ничего. Просто пообщались, — попытался вывернуться, но отец только сильнее сжал пальцы.
— Надеюсь, обойдемся без дури? Помнишь, что будет, — жесткие нотки сильнее рассердили без того взбешенного Антона. Он резко дернулся в сторону, вырываясь из захвата и шикнул:
— Мне пять лет, что ли? Сколько можно двадцать раз бегать за мной, повторяя любимую песенку? Некого воспитывать, заведи внуков!
И через секунду о собственных словах пожалел. Глаза Павла потемнели, стало немного страшно. Разгневанный отец мог не просто наорать, это грозило настоящими санкциями. К тому же чувство вины себя ждать не заставило. Мигом напомнило, что с родителями так нельзя.
— Я… — начал, но осекся, стоило Паше прорычать:
— Ты что сейчас ляпнул, сопляк?!
Возможно, его бы прямо тут порвали на кучу маленьких Антошек, если бы не сестра, неожиданно спасшая положение. Настя метнулась к отцу со скоростью истребителя, обхватила за руку и прижавшись к нему, выдохнула:
— Папа, там Ласточкина! Ты хотел ей сказать какую-то важную вещь, — быстро заговорила, взглядом показывая брату убираться подальше.
Хорошо иметь большую и шумную семью. Об этом Антон подумал в тот момент, когда спасался бегством от разъярённого папы. Впрочем, Павел уже отвлекся на дела и теперь только ворчал, помогая дочери увести себя подальше.
Лучше бы он дома остался. Пусть даже с одной маленькой раздражающей блондинкой. Хотя теперь ему надо было придумать, как уделать Збруева и не попасться отцу.
Задумавшись, Антон свернул в нишу и, оказавшись в темном коридоре, услышал чей-то надрывный кашель в той стороне, где располагались уборные.
* * *
— Это платье довольно миленькое. Оно делает тебя лучше.
Милана ковыряла вилкой в клубничном суфле, кивая на очередное высказывание матери. Корсет ужасно давил, от ткани чесался каждый миллиметр кожи, соприкасающийся с телом. Дышать было нечем, от сладких материнских духов кружилась голова и хотелось сбежать на улицу. Это не говоря о косметике на лице, неудобных туфлях, а также еде, которая была для нее попросту опасна.
С тоской покосившись на тарталетки крабом, девушка отодвинула тарелку с суфле и потянулась к бокалу с шампанским.
— Оно невероятно воздушное, Илона, — восхищалась одна из подруг матери, отправляя в рот еще один кусочек лакомства.
— И низкокалорийное, — закивала Боярышникова, бросив взор на дочь. — Что такое? Не нравится? Впрочем, хорошо, нельзя тебе сладкое. — добавила тут же.
— У меня аллергия, мама, —
