Не друг - Мия Шугар
Вот уже два часа я старательно делала вид, что готовлюсь к экзамену, а сама в это время пыталась унять бешеное биение сердца и выровнять дыхание. Меня очень беспокоило состояние Никиты и я до нервной дрожи боялась повторения его припадка.
Никита беспокойно ходил по комнате, не отводя от меня тяжёлого взгляда. Я его ощущала физически и всего один раз подняла глаза о чем сразу пожалела. Каждая мышца на лице Никиты подергивалась, отчего казалось, что он вот-вот превратиться во что-то ужасное, глаза постоянно меняли цвет с привычного светло-карего на кирпично-красный. Он и сам весь дрожал и трясся, а от его мельтешения вскоре заболела голова.
— Настя, — в хриплом рокочущем рыке невозможно было узнать голос друга и я чуть не расплакалась от нехорошего предчувствия и страха. — Мне нужно подойти к тебе. Ты позволишь? Пожалуйста, Настя. Я тебя умоляю — не сопротивляйся. Я не хочу делать тебе больно, но и не могу оставить тебя.
Я вскочила с дивана, отбросив в сторону тетрадь с конспектами, и затравленно посмотрела по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, способного меня защитить, но Никита уже шел ко мне, ослепляя безумным красноватым светом глаз и пугая невероятной решимостью.
Я всхлипнула и сделала шаг назад, но спасения не было.
Никита схватил и стиснул меня в объятиях так, что затрещали ребра и я, сколько бы не уговаривала себя потерпеть, не могла этого выдержать. Инстинкты оказались сильнее.
Я помню, как царапалась и даже кусалась, в буквальном смысле выгрызая и выцарапывая себе свободу и жизнь. Помню, как озверевший Никита опрокинул меня на диван и я с горечью подумала, что теперь и в эту комнату мне путь закрыт. И отчётливо помню, как раздался звонок домофона.
Я замерла, не в силах поверить, что кто-то пришел и у меня, наконец, появился шанс на спасение. Замер и Никита, внимательно всматриваясь в мое лицо, хмурясь и прогоняя красноту из глаз, пока она окончательно не ушла, оставив только шокированный знакомый взгляд друга. Он скатился с дивана, посмотрел на исполосованные моими ногтями руки, неверяще покачал головой, пока я лихорадочно поправляла одежду и дрожащим голосом начал:
— Настя, мне так жаль… Это был не я.
Звучало глупо, но я и слова поперек не сказала, лишь мстительно усмехнулась, так как в этот момент в окно гостиной забарабанили.
— Настя! Никита! Ну я же вас вижу! Открывайте давайте.
На вытянутое лицо Никиты я бы любовалась бесконечно, но вместо этого я ещё шире улыбнулась и подошла к окну, открывая раму настежь.
— Здравствуйте, тёть Люб. Сейчас открою. Как хорошо, что вы пришли, чаю попьем.
Поприветствовав маму Никиты, я с победоносным видом прошла мимо него, стоящего с опущенной головой, и направилась к двери. Попался, скотина! Теперь посмотрим, кто-кого.
— Настя! — Никита схватил меня за руку. — Настя, пожалуйста! Она не переживет! Я прошу тебя, Настя, не впутывай ее, мы сами разберемся.
— Сами разберемся? — я с шипением вырвала руку из захвата. — А как ты собираешься разбираться? Будешь меня насиловать при каждом косом взгляде? Это твой метод?
Никита побледнел, а потом, когда звонок домофона взорвал наэлектризованную тишину квартиры, упал на колени и обнял меня за бедра. Он горячечно покрывал поцелуями мой живот через несколько слоев одежды и повторял:
— Прости! Прости, Настя! Я умру без тебя.
Выслушивать этот бред больше не было сил, как и терпеть присутствие Никиты, поэтому я хоть и с трудом, но вывернулась, дошла до домофона, сняла трубку и нажала кнопку открытия двери, после чего открыла и дверь в подъезд.
Я спасена.
Тетя Люба появилась в квартире, принеся с собой запах жареных пирожков и свободы.
— Ну вы даёте, молодежь! До вас не дозвониться, не достучаться.
— Так домофон был выключен, — пожала плечами я и от души обняла добродушную женщину.
— Никитка, ты чего на полу расселся? На вот сумку, помоги матери. И что у тебя с телефоном? Почему дома не ночуешь?
Тёть Люба налетела на сына с расспросами, а я оперлась плечом о дверной косяк, сложила руки на груди и с удовольствием наблюдала за этим действом.
— Хорошо хоть Катерина подсказала, что ты вернулась. Ну, думаю, точно, веселая троица гуляет. Хоть не много пили? — Тёть Люба грозно подбоченилась и посмотрела на сына, но затем махнула рукой. — Ладно уж, что с вас взять… Эх, молодежь. Я вам тут пирожков нажарила, котлет навертела. А то жрете свои бургеры да лапшу растворимую.
На столе появились контейнеры с едой, свёртки и туесочки, а теть Люба, продолжая одновременно причитать про “не ту” молодежь, жаловаться на жару и расспрашивать про Москву, уселась за стол с намерением выпить обещанного чаю.
Никита хмуро смотрел на разговорчивую мать и на задумчивую меня, а я все никак не могла выбрать момент, чтобы рассказать маминой подруге о том, кем на самом деле является ее сын.
— Ой, что-то в груди прям давит. Жара эта доконала. Скорей бы осень, а то так и сердце не выдержит. Насть, у тебя корвалола нет случайно?
— Не-а, — я растерянно развела руками и окончательно погрустнела.
Бедная теть Люба являлась обладательницей полутораметровой талии, одышки и диабета, и в жару ей действительно приходилось нелегко. А тут ещё и я с такими новостями.
* * *Я так и не решилась ничего рассказать Никитиной маме, хоть и знала, была уверена — пожалею. И пожалела сразу же, как только закрыла за другом и его мамой дверь.
Да, родительница погнала Никиту домой помогать разгружать картошку, привезенную с огорода дедушкой, но что ему помешает вернуться через час назад? А я одна дома.
Нет, оставаться в квартире мне нельзя — слишком хорошо я знала Никиту и это его упрямое выражение лица, чтобы поверить в то, что мать его надолго удержит домашними делами.
Поэтому, едва теть
