Светка даёт в табло (СИ) - Шолох Юлия

Лёва отступил на пару шагов, прижимая руку к подбитому носу. Он смотрел с таким недоумением, что я не сразу среагировала, еле успела перехватить Светку, которая, не теряя времени, уже размахивалась заново. Удержала за плечи, не давая двигаться.

— Хватит!

Терпение закончилось моментально. Сама от себя не ожидала. Но словно полный танкер, который терял годами по капле груза, вдруг разом стал пустым. Никто и никогда и мысли не допускал, что это возможно. Сам танкер ни разу не думал, что это когда-нибудь случится.

Но вдруг случилось.

Я встала перед ней, отпустила, не стала дальше хватать за руки, но она вдруг сама остановилась и даже замерла, не сводя с меня взгляда. Только задышала быстро-быстро.

Думаю, я всё понимаю. И как тяжело, когда мамы нет, а твой отец — пропойца, которому на тебя плевать. Как страшно сидеть в комнате за хлипкой дверью ночи напролёт, совсем одной, маленькой и беззащитной, и слушать, как на кухне пьют алкаши. Как они шумят, кричат, матерятся, дерутся и крушат мебель. Как после них остаётся только мусорка и ни крошки еды. Как воняет в туалете. Как на тебя смотрят соседки — с брезгливостью, отводя глаза от твоей нестиранной одежды и немытой головы. А когда ты взрослеешь — с неприязнью, будто это ты мешаешь жить всему подъезду. Или противоположно — с жалостью, отдающей превосходством. А в школе ставят четвёрки ни за что, считая, что всё равно тебе ничего не светит. Это их манера помочь тому, кому нужна помощь. И от этого только хуже — словно ты калека, безголовая и бесполезная.

Я могу представить, как с этим жить.

Но ведь я тоже ни в чём не виновата!

Светкино лицо дёргалось, как будто она не могла решить, что делать — плакать или кричать. Маска ярости то и дело слетала, а под ней — боль. Я закрывала Лёву спиной, но сейчас нас осталось двое — я и она.

С моих губ исчезла улыбка, а из голоса — вечный оптимизм, без которого я не могла с ней разговаривать, сразу ком в горле вставал. А я ведь не как те учителя да тётки из отдела по делам несовершеннолетних, не как та опека, которую Светка в глаза ни разу не видела.

Надеюсь, я настоящая. И поэтому нужно сказать, прямо сейчас сказать правду. Вот так — смотря ей в глаза и не отводя взгляда до последнего. Тихо и уверено, как говорят с себе равными, без сладенькой фальши, используемой взрослыми.

— Послушай. Дело ведь не в нём, верно? Я никогда тебя не брошу, никогда! Ты мне ближе чем сестра, сильнее тебя я люблю только родителей. Ты никогда не исчезнешь из моей жизни, я никогда и ни за что не задвину тебя в угол. Но и складывать свою жизнь к твоим ногам я не собираюсь. Я хочу влюбляться, ходить на свидания и нянчить своё разбитое сердце. А когда-нибудь выйти замуж и завести детей. И ты этого захочешь! Сейчас может и думаешь, что никогда и ни за что не станешь такой же предсказуемой и скучной, но станешь точно! Ведь мы обе это понимаем, каждая девочка на свете понимает, что однажды вырастет, и подсознательно хочет семью и детей. Каждая! Так что, Светка, не мешай. Если не хочешь, чтобы я превратилась в циничную карьеристку, или в одинокую кошатницу, или в полоумную любительницу закутываться в плед и читать стихи — позволь мне выбирать самой! Ты слышишь?

После громких слов тишина становится ещё более глубокой. Иногда такой мёртвой, будто весь мир замер. И слушает. И ждёт.

Светка ничего мне не ответила. Она отступила, смотря вначале рассеянно, потом обиженно, а после вовсе опустила глаза.

Но танкер пуст, а вся правда уже вылилась.

Она надула губы, всего на миг, затем расслабилась. В глазах мелькнул огонь — такую Светку я люблю больше всего. Бойца. Не мешок, который приходиться таскать с собой и который каждый шаг боится, что ты его бросишь, о чём не переставая канючит, а такую — словно говорящую — сама кого хочешь уделаю!

Она отступает. Фыркает:

— Очень надо!

И, задрав нос, расправив плечи, уходит прочь. Так, будто сделала великое одолжение, пощадила приговорённых.

Шагов не слышно. Ну, Светка такая лёгкая, что чаще летает, чем бегает по поверхности. Надеюсь, она доберётся до комнаты без происшествий.

— Я впечатлён, — вдруг гундосит Лёва.

Из головы совсем вылетело. Нужно же оказать ему первую помощь!

Тут же навалилась вина за случившееся. За то, что ему пришлось пережить нападение, увидеть всю эту нелицеприятную сцену, в общем, опозорились мы со Светкой, ничего не скажешь. А ещё прилип страх — что он может решить — такая проблемная подружка ему ни к чему. Решит и оставить меня, чтобы сама пасла Светкиных тараканов.

Лёва сидит на стульчике, осторожно ощупывая нос. У него лицо покраснело, кровь прилила к щекам. Видимо, нечасто ему прилетает.

— Ты как?

Из предметов первой помощи только платок, который он достаёт из кармана. Можно намочить ткань водой из бутылки, потом бережно вытереть кровь с лица. Он не теряет времени даром — тут же обнимает за бедра, улыбается, подняв голову, подставляясь моим рукам. Нос, к счастью, не сломан, крови немного. Стараюсь прикасаться осторожно, чтобы не сделать больно.

— Сильно она тебя?

— Почти отправила в нокаут.

— Шутишь, что ли?

Щурится, как настоящий царь зверей, вкрадчиво заявляет:

— А ты молодец, Яся, бросилась на защиту своего мужчины. Из тебя выйдет хорошая жена.

Точно прикалывается!

— Моего мужчины? Что-то я не помню…

— Пора знакомить тебя с мамой. — Перебивает он.

— Чего?

Лёва заливается хохотом. На светлой рубашке пятна крови, нос распухает и вскоре превратится в баклажан, но он смеётся, и я не могу удержаться — смеюсь вместе с ним.

Осторожно обнимаю, прижимаю горячую голову к груди. Он еле заметно вздрагивает, всё же Светка мастер своего дела. Я обнимаю его, потому что хочу поблагодарить, чего не могу выразить словами. Спасибо, что происшествие его не остановило, не напугало. И ещё большее спасибо — что не дал ей сдачи.

Он трётся о мою толстовку щекой.

Всё вдруг становится просто и понятно. Я говорю:

— Твоё дело — менять мир, делать его лучше. Что-то глобальное, такое, что не сразу охватишь разумом. Что-то великое. А моё — малая малость — не дать скатиться на дно одному ничем не виновному, никому больше не нужному человеку.

— Справедливо.

Жаль, целоваться с парнем, которому подбили нос, вовсе не приятно и не романтично. Зато интересно слушать его спокойный, уверенный голос. Его мечты и планы, простые, как три копейки. Вернуться домой, закончить колледж, институт, стать независимым от родителей. Сделать что-то такое, чтобы твоя жизнь прошла не зря. Сделать для всех. Даже для тех, кто не заслуживает. Не из-за них, из-за себя.

Уйти тем вечером было сложней в разы. Еле себя заставила.

В комнате Светка с Олей играли в карты и грязно матерились. Обе выглядели раздражёнными и довольными одновременно.

Подмигнула им.

— Как твоё свидание? — поинтересовалась Оля, пытаясь заглянуть в Светкины карты. Я пожала плечами и рухнула на кровать.

Полночи лежала без сна и смотрела в потолок.

Это всё так серьёзно, что где-то глубоко внутри страшно. Очень страшно.

Я выросла, теперь уже совсем. Встретила его. Заглянула вперёд. Увидела то, что можно построить вдвоём. А если испугаться, то ничего этого не будет. Вот она — взрослая ответственность, и от этого ещё страшней.

Я изменилась.

* * *

Целый день прошёл, словно постановка на театральной сцене. Какие-то действия, какие-то люди, прописанные автором диалоги — всё строго по регламенту. Я завтракала, работала, ходила ногами, говорила ртом и только голова не думала, полная страхом, предвкушением и решимостью. Я ведь никогда не сдаюсь.

Только после ужина удалось спрыгнуть со сцены вниз, в зрительный зал, выйти из знакомого сценария, чтобы отправиться к нему. Уже не прячась, наверняка все знают. И пусть.

Когда я пришла, впервые за все вечера на чердаке было пусто.

Это нагнало на меня жуткого ужаса!