Помощница по вызову (СИ) - Вознесенская Дарья

Получается, если бы Поздняков меня поманил, я бы согласилась?

“А  ты и согласилась”, - ехидно напомнил про вчерашнее внутренний голос.

Я так погрузилась в размышления о  том, какая я пропащая, что едва не пропустила самую главную фразу. С нажимом сказанную.

“Мне не интересно больше”.

И пауза театральная… Злит меня. И будоражит. А потом - как морозом окатывает. Потому что чертов гений продолжает:

- Я не хочу больше работать с такими сотрудниками.

Взгляд потрясенно поднимаю - он что, и правда разорвет контракт? - и натыкаюсь на его. Насмешливый.

Он что, меня имеет в виду?!

На главного редактора смотрю, на стоящих рядом редакторов. Ищу помощи. А на лицах чуть ли не облегчение. Что не про них это. 

Аж зубы стискиваю, представляя, как кусаю кого-нибудь. Ненавижу. Всех здесь ненавижу, Позднякова особенно. За то, что вообще явился, за вчерашнее. За Виталика. За мои очки розовые. За то, что тоже меня решил во всех грехах обвинить. Хоть он больше чем кто-либо знает, что никакого отношения к наезда издательства я не имею. Я всего лишь была гонцом, принесшим дурные вести - но он не правитель древнего мира, чтобы голову мне рубить!

Открываю рот, чтобы сообщить об этом, но первым успевает главный:

- Да-да, я понимаю, Искра не справилась со своими обязанностями...

И еще одна театральная пауза. От второй сволочи.

Взглядом в стол впиваюсь. Делать то что? Брыкаться? Соглашаться? Продолжать молчать? Задыхаюсь пока только… и как сквозь вату, ленивое:

- Причем здесь Искра? Я про вас, вообще-то.

Вот тут задохнулись все. Буквально поперхнулись воздухом. И снова Поздняков в центре внимания - смотрит свысока на окружающих, хотя сидит. И продолжает:

- Искра вообще единственная здесь, с кем я готов продолжать общение. Причем вы сами это придумали… передавать через нее информацию. Вот пусть и будет так дальше. Подготовьте все, что дОлжно - исходя из моих замечаний - и пусть ваша сотрудница ко мне приедет… скажем так, на какое-то время. Мне все равно помощница нужна была, чтобы закончить разные дела, так почему бы не взять своего человека. Который знает уже, где я живу. Конечно, если девушка согласится...

Девушка против!

Да он маньяк какой-то! Как я могу после того как мы… как я… после вчерашней сцены и вот этого всего к нему снова ехать, а?! Он же не просто так меня зовет, как сотрудницу издательства… Или просто так? Не знаю. Но проверять не собираюсь! Вчера один только шаг внутрь его дома превратил мою устоявшуюся жизнь в какой-то сюрреалистический кошмар, а что будет, если я в том доме весь день проведу? А вдруг и целую неделю? Это ненормально… спрашивать о таком. Я же сотрудник издательства, а не девочка по вызову!

Вскидываюсь и натыкаюсь на взгляд главного редактора. В котором - неумело спрятанная ненависть. И понимаю вдруг, что он мне не простит. Не простит того, что я увидела и услышала в его кабинете. Всей этой ситуации. В его иерархии даже знаменитые писатели не имеют права так с ним разговаривать. И о том, что он позволил это, никто не должен был знать. Ладно непосредственные подчиненные - они в бар вместе постоянно ходят, наоборот, обсудят там, какой Поздняков мудак. Порычат вместе. Но вот я…

Кажется, мне не работать здесь больше. При любом раскладе.

- Может оставите нас наедине с Искрой, обсудить… детали? - и снова мне не дают додумать. Или возразить.

С каким-то даже облегчением встают все и уходят.

И правда наедине оставляют.

В кабинете, который вдруг делается ужасно тесным...

Вцепляюсь в подлокотники идиотского кресла - они у нас везде, и в кабинетах, и в переговорных. Замираю. Не дышу наверное - а то вдруг этот вдох последним будет? Ведь все выходят... а Поздняков встает и ко мне идет.

Не смотрю. Но мне слышать и видеть не надо -  чувствую каждое его движение.  И мысли все более странные. Что вот сейчас, когда закрылась дверь за последним участником “переговоров”, он меня из кресла выдернет. И поцелует. Ужас как хочется ощутить вкус его поцелуя. Узнать, какие у него губы. Плотные и твердые, наверное, как он сам.

Вчера мне так этого хотелось....

Поцелует, а потом снова спиной к себе развернет. Прижмется. На стол может швырнет  и брюки вниз дернет. А у меня там трусы ужасные… Ему же все равно? Или пусть трусы тоже сразу сдергивает, вместе со штанами, чтобы не успел разглядеть...

Господи, я вот сейчас фантазирую или боюсь этого?

И правда разворачивает - вместе с креслом. Только к себе. На соседний стул садится, напротив. Теперь я не могу не смотреть. Не имею права прятаться.

У Позднякова насмешка в глазах. А у меня, наверное, уже все лицо красное. Мне кажется, что он понял, о чем я думаю. По моему лицу увидел, что именно я представила, увидел и смеется надо мной. Сколько у него этих баб, которые текут в его присутствии?

Собственная грубость отрезвляет. И заставляет, наконец, открыть рот.

- Я не могу к вам ехать, - после долгого молчания голос сиплый.

- Почему? - а у него - негромкий, но уверенный.

- Как вообще вам такое в голову пришло? Какая помощница? Что я могу… Да и я на издательство  работаю, не на вас, чтобы вот так мною… управлять, - прорывает меня взволнованным.

- Мне в голову много чего приходит, - он тонко улыбается. А меня вдруг шарашит мыслью, что если не одна я здесь фантазирую? - И я никогда не делаю ничего, что не нужно именно мне. Помощница действительно нужна - работы много, не только с новыми текстами.

А вот в это верю. Что всегда и всё для себя любимого. И что нужен кто-то в помощь - я вообще полагала, что  помощник или секретарь у него были. Поздняков не только книги писал, но и критические статьи, рецензии, лекции записывал. Бизнес, кажется, вел какой-то. Вряд ли он мог обходиться совсем уж без сотрудников при всей его гениальности. Только в доме у него никто не жил...

 - Но от меня какой прок? - получается горько. Крик души почти. И не относится этот крик к Позднякову. Хуже всего - он и это понимает. Медлит чуть. И с уже привычной насмешкой уточняет:

- Ты же редактор?

- Д-да… то есть нет. Я училась, но пока что эта должность…

- Вот и всё.

- Что?

- Всё. Сними очки.

- Ч-что?

- И волосы распусти.

Кажется, я только и могу, что глупо открывать и закрывать рот, и в такт этому хлопать глазами. Странный диалог, странное требование без какого-либо перехода… Одно не странно, что я, как завороженная, резинку с волос стягиваю. И очки. У меня нормальное зрение, они просто солидности придают. И чувство защищенности. А так… Я как ладони. Обнажена. Оголена. Прикоснись кто ко мне - больно будет. Обоим.

Не прикасается.

И у меня вырывается жалобное:

- З-зачем вы это все?

- Тебе знать надо?

- Да!

- Чтобы спокойней было, чтобы не бояться, чтобы безопасно? Обязательно нужны все причины и следствия? Может тебе еще и отчитаться о моих планах?

- Д-да… То есть нет! То есть я хотела бы понимать точно...

- Так не будет. Решай, исходя из того что есть. Но дважды не предлагаю. И кстати...

Он придвигается еще. Наклоняется. Глаза его близко-близко - как вчера были. И снова с нечитаемым выражением.

- Не выдумывай лишнего. Если мне понадобятся сексуальные услуги, я получу их другим образом.

Черт. Это хорошо или плохо? Что меня он не рассматривает как сексуальный объект?

Все-таки я неисправима…

А Поздняков встает. Больше не смотрит на меня, из кабинета выходит.

Сижу оглушенная. Что это было? И что делать? Я точно понимаю - меня уволят. Найдут за что. Если я откажусь от этой поездки к Позднякову - уволят за отказ. Не откажусь и поеду - потом, когда снова вернусь в офис, сделают все, чтобы я не работала здесь. Чтобы забыть об этом шоу. О том, что какую-то Искру противопоставили всему издательству. Но раз результат один, зачем тогда мне ехать куда-то? В тот волшебный дом? В котором все так быстро становится с ног на голову?