Рецидив (СИ) - Дашкова Ольга

Просыпаюсь резко, словно выныриваю их ледяной мутной воды, глотаю ртом воздух. Тусклый свет с окна падает на пол, уже утро. Я так и заснула одетая, сил хватило только скинуть кожанку и кроссовки. Тру лицо руками, так и не смыла ночью косметику. Кто увидит, решит, алкашка какая-то. Но в том и суть, что меня никто не видит.

Не выношу спать с кем-то, только одна, всегда одна. И с Шакалом не могла, он, словно тронулся, последнее время повадился тащить меня к себе в кровать не только покувыркаться, а еще и спать, в прямом смысле этого слова. Не могла. Так и сидела всю ночь, пялясь в темноту. Боялась, что проснется и снова захочет близости. Но Шакал спал, как убитый, даже завидно было.

Иду по скрипучему полу, в ванной скидываю всю остальную одежду, смотрю на себя в стертое от старости зеркало. Печальное зрелище, хотя, вот вообще по-барабану. Стоя под горячими струями душа, смываю косметику, провожу руками по телу, останавливаюсь на груди, сжимаю ее, как сжимал он, прикрываю глаза. В сознании мелькают именно те картинки. Становится жарко, не от воды, от воспоминаний.

Но резко прекращаю это занятие, кутаюсь в большой мужской халат, кое-как вытираю волосы. На кухне включаю плиту, ставлю чайник. Кто бы мог подумать, у меня нет электрического чайника, даже нет микроволновки, мне не надо все это. Убогая мебель сорокалетней давности, а вот хороший кофе и турка у меня есть. Варю кофе, смотрю в окно, кусая губы. Глеб Морозов, тот лощеный красавчик с трассы, черный “Ягуар”, в его багажнике было удобнее, чем в багажнике “Приоры”.

Шиловы тоже молодцы, нашли какую тачку отжать, наверняка, этот Морозов не простой парень. На “Ягуарах” простые не катаются. И он узнал меня, но как? Хотя, с его взглядом пронизывающим насквозь и точно отличной памятью, было бы удивительно, что не узнал бы. Все ровно надо отпираться до последнего, ничего не видела, не слышала, не знаю, пусть идет лесом, нет, полем, тем самым, что у той трассы.

— Дьявол.

Кофе чуть не убежал, сажусь на подоконник, на часах шесть утра, тянусь за пачкой сигарет, беру, но только держу в руках. За окном осень, сыро, дождливо, как же я ненавижу такую погоду, хочется удавиться. Но это надо было делать раньше. Окна выходят на проспект, крепкий кофе обжигает горло, в голове словно вата, как у плюшевой игрушки, ни одной здравой мысли.

Посмотрела на портмоне, что лежал нетронутым на столе. Зря все-таки я его взяла. Все-таки закурила, приоткрыла форточку, отпила кофе. Накрапывал противный дождь, потерла виски. Соседи Шиловы втянули ее в сомнительную историю, два брата-акробата, они реально мне как родные братья. Именно они стали тогда ближе всех, именно на груди Свята я рыдала и кусала губы в кровь, толком не могла ничего сказать, после отпустившего ступора и шока.

Свят все понял, без слов.

— Хочешь, я убью его? Похороним на окраине самого заброшенного кладбища, под забором.

Я тогда отчетливо расслышала эти слова сквозь пелену белого шума, что стоял в ушах. Но промолчала. А потом он, взрослый парень, повел меня к гинекологу, четырнадцатилетнюю девчонку. Я жила тогда две недели у них, боялась выходить, смотреть на дверь квартиры, которая стала для меня с отчимом новым домом, после роскошной квартиры и неудачного побега от людей, что преследовали его.

Мама ушла еще раньше, я даже завидовала ей, что она не видела всего того, что произошло и происходило потом.

Достала телефон, восемь пропущенных от Жоры и три от подруги, несколько сообщений от него же и Стаськи. Жора, толстый боров, наверняка, был в гневе, что я не доработала смену и свалила, ну, уж извини, так получилось. Сообщения даже читать не стала, ничего хорошего он не напишет. А вот Стаськи были любопытными. Моя добрая, милая девочка Стаська, рыжая лисичка, непонятно как попавшая в эту адскую клоаку, кишащую гадами, волновалась за меня.

“Искал Коваль, говорил, что тебя хочет к себе Шакал”

— Вот же, сука!

Чего ему приспичило то? Я всячески пряталась от него посдении две неделе, отмазывалась как могда, но Шкал парень стойкий.

Зачем я только повелась на “великое дело” Шиловых, как они говорили? Полгода кручу задом в “Шкале”, хотя, в этом были свои плюсы, я люблю танцевать. Одна из лучших танцевальных школ города, пять лет ежедневных тренировок. Я жила только танцами, в голове была только музыка, под которую я танцую. Вот, хоть пригодилось мое умение. Там и платят больше, чем в тех местах, где я долго не задерживалась, в силу своего скверного характера.

Вздрагиваю. Трель дверного звонка эхом проносится по моей старенькой хрущевке. Даже не сразу поняла, что звонят в дверь, сто лет не слышала этот звук. Сигарета давно истлела в руках, выкинула в форточку фильтр, отпила остывший кофе.

Звонок повторился, быстро соображаю, где лежат мои вещи, спрятанные, отложенные деньги. Закидываю портмоне Морозова в старую духовку. Подхожу к двери, прислушиваясь, но ничего не слышу. Если бы это был Свят или Жека, они бы постучали.

Открываю. Владелец портмоне, мои два неожиданных оргазма, стоит и внимательно смотрит на меня. Свежий, бодрый, темная водолазка, джинсы, кожанка. И откуда такая щедрость в шесть утра? Ненавижу таких людей. Даже чувствую его запах.

— Доброе утро, дикая. Выспалась?

Пытаюсь понять, как он настроен, но в голосе нет претензий и злобы.

— Ты пришел, чтоб пожелать мне доброго утра?

— Я много, что могу тебе пожелать, Майер Агата Андреевна, и все эти пожелания могут сбыться. Ты хочешь этого?

Облокотилась на открытую дверь, еще пристальнее посмотрела в глаза мужчине, голубые, красивые они у него. Четкий профиль, чуть полноватые губы, такой истинный ариец, из него бы в фашистской Германии вышел отличный офицер Вермахта.

— Это угроза?

— Ты как думаешь?

— Думаю, тебе не стоило приходить. Я не приглашала.

Хочу закрыть пред его носом дверь, но он не дает. Слышу за его спиной шум, замок соседской двери открывается. По спине проносится холод, если сейчас кто-то из братьев Шиловых выйдет, то этот образец лучшей из нации их точно узнает. Мужчина хочет обернуться на шум, но я не даю, хватаю его за куртку и затаскиваю в квартиру.

— Эй, дикая, полегче. Вспомнила, что соскучилась?

Глава 10 Глеб

Глеб

— Егор, дай наличных, у меня увели бумажник.

Воронцов снова смотрит удивленными глазами, вот если он сейчас начнет ржать, как с “Ягуаром”, то будет совсем не смешно для меня.

— Господи, да что ж такое твориться-то люди добрые? У моего начальника охраны увели бумажник, а еще «Ягуар» недавно. Тебе, может, охранника личного нанять?

Он так картинно всплеснул руками, ну, чисто драматический театр плачет по такому актеру.

— Может, собаку с милицией вызвать, или ОМОН, группу захвата и зачистки, пусть ищут.

— Егор Ильич, завязывай.

— Завязал. На, нищета ты моя непутевая.

Выхожу на улицу, воздух морозный и влажный, закуриваю, смотрю в темное небо, ни одной звезды, все затянуто. Из головы все не выходит эта дикая девчонка, хорошо, телефон не увела.

— Привет, друг, не разбудил?

— Конечно, разбудил, Морозов, у тебя никогда не было совести.

— Извини, брат, дела срочные.

— Говори.

— Нужна информация, девушка танцовщица, клуб “Шкала”, имя Агата. Я по своим сам пробою, но вдвоем будет быстрее. И Кир, я тебя прошу, особо не распространяйся.

— У девушки есть фамилия?

— Не спросил.

— Ну, ты даешь, друг.

— Так получилось.

— Я понял тебя, Глеб, до связи.

Климов Кирилл, его единственный друг, оставшийся после службы, я так и не знаю, чем он занимается, он не говорит, я с расспросами не лезу, но что-то точно связанное со службой, хотя официально он ушел из нее. За что он уважал и ценил своего друга, так это за то, что он не задавал лишних вопросов и вытаскивал информацию, откуда ее невозможно достать.

Воронцов уже уехал, партнеров загрузили в тачку и отправили довольных и пьяных в гостиницу. Прикурил, глубоко затянулся, мозг работал, не давая телу расслабиться. На такси доехал до своей квартиры. Не включая свет, сразу пошел в ванну. Контрастный душ, стою, облокотившись на кафель, по спине бьют ледяные струи. Прикрываю глаза. А передо мной глаза той девушки, большие, удивленные и такие откровенные, что хочется смотреть и смотреть в них.