Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина
И правда, плескалась. Правда, пришлось помучиться, чтобы найти — хорошо спряталась. Стопка вещей лежала в рошице, на самом берегу реки, под кустом. Кроссовки, а сверху вещи стопочкой сложены. Причём все вещи сложены, вплоть до трусиков и лифчика… А сама Любка видна едва сквозь завесу листьев — плавает.
И да — это ребячество. Хотя вру, я даже в детстве, даже в самый жёсткий пубертат так себя не вёл. А сейчас… я взял эту стопку в руки, и трусики взял, и лифчик, все, кроме кроссовок. И тихонько, чтобы ни одна сучья ветка не под ногами не хрустнула, попятился назад, едва удерживаясь от желания захихикать.
Глава 5. Люба
Мужик он! Стою смотрю и буквально закипаю. Надо было идти в доярки, таскала бы каждый день тяжёлые ведра мозолистыми руками, зато кругом одни бабы и никакой тебе дискриминации по половому признаку. Или бухгалтером, как Анжелка. Нарастить ресницы, сиськи вывалить и глядеть жеманно. Тьфу.
В общем никакого терпения. Я развернулась и пошла прочь от импровизированной стоянки, где мужики шумно обсуждали, что и у миллионеров оказывается есть яйца и руки. Мозгов только нет, членом думают! Этого конечно трактристы не говорили, я добавила, мысленно.
Отошла и думаю — по дороге пойду, найдёт ведь, как с трактором наиграется. А я не могу уже, слезы поступают, которых я стыжусь и вообще видеть Хабарова не желаю. Свернула на дорогу, которой лет пять уже не пользовались, не нужна она, да и в половодье размыло, когда снега много было, образовался овраг. Туда Хабаров точно на своём джипе, пусть уже и потрепаном не полезет, а одиночество мне крайне необходимо.
Прошлась по берегу подальше, он здесь дикий, все купаются на пляжах возле села. Нашла место, где деревья подступают вплотную к воде и спуск пологий. Села. Картина маслом — красна девица косу свесила, и слезы горькие в речку роняет. А я точно красная, мало того, что жара за тридцать градусов, так ещё и разревелась… В машине с кондиционером жара не так чувствовалась, пусть и резвился ветер, залетая в разбитое Борькой окно, а по полю походите вы пешком.
Наревелась, в очередной раз пришла к выводу, что все мужики козлы, что мне повезло, что у меня родилась дочка — не желаю плодить маленьких сексистов! Прислушалась. Тишина, только птицы заливаются, течение у реки слабое, чуть плещет у берегов, над водой стрекозы летают, идиллия. Даже успокоилась вдруг. Почти. Решилась было идти обратно, а если никто не подвезет, то кросс длиной в десяток километров, а у меня уже рубашка к спине прилипла, а джинсы к заднице. Прислушалась ещё раз — тишина. Да и кому тут быть, в десяти километрах от деревни? Трактористы остались позади, и те Хабаровым заняты, дефирамбы там наверное друг другу поют, и мужичесть нахваливают.
Стянула кроссовки, джинсы и рубашку, подумала, сняла лифчик. Ещё немного подумала и трусы стянула, мало приятного на мокрое белье одежду натягивать. Сложила аккуратно и оглядываясь полезла в воду. Пять минуток освежусь и все, ничего не будет, правильно? А вода меня всегда успокаивала, я маленькая была и вовсе из реки не вылазила все лето.
Вода прохладная, так и манит зайти глубже, хотя изначально я планировала только поплескаться у берега и сразу назад. Но так хорошо глаза закрыть, и позволить воде себя нести… замечательно просто. Вот я и расслабилась. Зря, ой как зря!
Я и правда, лишь несколько минут купалась. Плыву обратно, уже галечное дно нащупала ногами, собралась выходить, и вдруг поняла, что-то, блядь, не так. Всё такая же тишина, идиллия, стайка мальков резвится у самого берега, кроссовки мои стоят… Стоп. Кроссовки стоят, да, а всего остального нет.
— Хабаров! — крикнула я, сразу поняв, что к чему. — Верни одежду, гад!
Как-то слабо верилось, что Вася и прочие трактристы пойдут меня искать — с чего бы? А бонусом ещё и трусы украдут. Хабаров, больше некому. Прислушалась, тишина. Поплыла по течению, в ту сторону, из которой явилась, в расчёте на судьбоносную встречу — не по суше же идти задницей сверкая.
Хабаров шёл себе по берегу и посвистывал, рубашка с джинсами перекинуты через плечо, там же лифчик, трусы торчат из кармана. Прелесть, блин. Сама беззаботность.
— Хабаров! — окликнула я. — Положи одежду на землю и отойди на безопасное расстояние?
— С чего бы? — удивился он. — Очень мне твои труселя понравились, милые такие, с кружавчиками. Мне как раз таких для счастья не хватало, считай, миллионерская блажь.
Я зубами скрипнула с досады и попыталась вести себя спокойно — он же меня провоцирует!
— Оставь себе трусы, фетишист хренов! — взмолилась я. — Остальное отдай.
Хабаров остановился, словно раздумывая. Меня так и подмывало нырнуть, зачерпнуть на дне ила и кинуть в его красивое лицо. Но… Тогда точно одежду не вернёт. Терпение, Люба. Ты знала, что будет непросто.
— А волшебное слово?
— Пожалуйста!
Этот гад снова задумался. А потом…
— Я с тобой два года учился в группе, Люб. Ты со всеми общалась нормально. По крайней мере ты называла их по имени. А я Хабаров. Почему, Люб? У меня имя есть. Произнеси его, я тебе тряпки отдам.
Дистанция — все, что у меня было. Два этих года, когда все девочки закатив глаза шептали — Марк… он для меня был Хабаровым. Так легче держать долбанную дистанцию, которую сейчас у меня пытаются отобрать.
— Марк, — сказала я сдаваясь, благо до деревни десять километров голой, то ещё удовольствие. Точно всех трактористов соберу. — Отдай мне мои вещи.
— Пожалуйста, — напомнил он. — А то я как раз подумываю не раздеться ли, не поплескаться ли нам голышом вместе?
— Марк, отдай вещи пожалуйста, — торопливо оттарабанила я, пока и правда раздеваться не начал.
Этот гад снова задумался! Я все же нырнула, благо совсем не глубоко, подобрала со дна булыжник — начнёт сейчас выеживаться, прямиком в лоб отправлю. Нокаутируется, как миленький. Я то не рафинированная миллионерка, я в деревне росла, я попаду…
— А я уж было думал штаны снимать… — протянул Хабаров. — даже расстроился.
Я быстренько прикинула, как быть, если не вернёт. Плыть до деревни? Идти гордо по полям, благо фигурка ничего? Зато трактористы-шовинисты будут в восторге. Господи!
— Ты обещал, — напомнила я, ни на что особо не надеясь.
— Правильно, — сказал Хабаров. — А я человек слова. Одевайся, я даже подглядывать не буду.
И правда, сложил мои вещи на галечный берег и отвернулся. Стоит, блядь, небеса рассматривает.
— И чего ты там увидел? — спросила я, все ещё не решаясь выйти из воды.
— Вот то облачко, — мечтательно ответил Хабаров, — похоже на бегемотика. А вон то на голую тетеньку.
— Клоун, — выругалась я. Вода, которая по началу казалась замечательно тёплой, сейчас уже не на шутку холодила. — Уходи, я не хочу при тебе одеваться.
Хабаров фыркнул и никуда не ушел. Я осторожно пошла вперёд, воды становилось все меньше, вот грудь наружу, вот уже пупок видно, а вот уже — видно все. И готовлюсь в любой момент обратно в воду, и смех и грех, мне же тридцать почти. Был бы любой другой мужчина вышла бы и принципиально бы голой пошла, и одежду свою забрала. А тут страшно… Но он стоит, разглядывает своих бегемотиков и не оборачивается. Торопливо хватаю, надеваю рубашку, плевать уже на лифчик, лишь бы прикрыться. Встряхиваю джинсы — трусов нет. Извращенец. Но боюсь, если скажу что, то он обернётся. Натягиваю джинсы на голую попу. Все, теперь я чувствую себя гораздо увереннее.
— Будь уверен, — говорю я Хабарову. — Я тебе отомщу.
Он смеётся. Не страшно ему — зря. Смотрю на свои ноги, скукожившуюся от долгого пребывания в воде кожу на ступнях, чертыхаюсь, мне же ещё за кроссовками идти. Иду, и снова чертыхаюсь, тропы нет, больно.
— Давай я сам, — предлагает Хабаров.
— Иди в жопу, — ласково отвечаю я. — Извращенец.
Мои трусы так и торчат из его кармана, впрочем, его это нисколько не смущает. Как есть — извращенец. Господи, жила же так спокойно раньше, как у Христа за пазухой, подумаешь, трактористы не слушались… Не ценила. Ничего, наиграется Хабаров, уедет, буду снова спокойно жить.
