Филипп Эриа - Ярмарка любовников
Испытывая волнение от близости некоторых женщин, но отнюдь не от каждой проходящей юбки, он не чувствовал в себе робости и был вполне готов перейти к активным действиям, сгорая от любопытства поскорее вкусить запретный плод. Ему уже была известна прелюдия к тому, что он считал любовью. Он был почти уверен в том, что любовь и наслаждение идут в одной упряжке и если мужчина, скинув одежду, ложится в постель с обнаженной, как и он, женщиной и занимается с ней любовью, то чувство любви должно неизбежно возникнуть при соединении их тел, и утром мир увидит новую чету влюбленных.
Итак, ему не терпелось поскорее познать все радости бытия. Но это стремление не сопровождалось у него юношеской нервозностью. Он еще не знал о том, что любовное томление есть состояние души. Благодаря материальному благополучию, которым он был с детства окружен, а также некоторой неторопливости ума, унаследованной от предков-крестьян, живших на земле и кормившихся за ее счет, которая передалась его отцу, а от отца к нему, наконец, благодаря природной лени, которая только получила свое развитие, его натуре были чужды сомнения и душевные переживания, свойственные подросткам в период становления их характера.
Кроме того, он был лишен свойственных юности романтических иллюзий. Все, кто его окружал, начиная от Лулу Пекера и кончая собственной сестрой, в том числе школьные приятели и девушки, с которыми он знакомился во время каникул, – никто из них не верил в любовь и, кроме того, не мог похвалиться своим богатым внутренним миром. Реми не принадлежал к числу восторженных юношей. Да, он верил в любовь. Но имел о ней представление, как любой другой молодой человек из буржуазного общества, ожидавший от любви больше удовольствий, чем взрывы бурных чувств.
Таким образом, ничто не сдерживало Реми как можно раньше испытать удовольствие, если не брать в расчет легкой неуверенности в себе. Если бы ее не было, Реми не испытывал бы беспокойства, присущего всем неопытным юношам и определяющего их судьбу в течение нескольких последующих лет. Больше всего он опасался в первую ночь любви оказаться несостоятельным любовником.
Короче говоря, он боялся не понравиться своей партнерше. От первой ночи любви он не ждал особо острых ощущений, но все же надеялся, что будет на высоте. И боялся проснуться поутру с любовью в сердце и разочарованной женщиной в постели.
Почувствовав, что все идет к тому, что Пьеретта Оникс станет его любовницей, он сказал себе: «Случай сам идет в руки. Именно эта женщина делает первый шаг; кроме того, я не уверен, что она мне не нравится. Отлично. Я не заставлю себя долго упрашивать. Правда, у меня не было до нее женщин. И надо вести себя так, чтобы она ничего не заметила. Нельзя расслабляться. Иначе в решающий момент я могу себя выдать каким-нибудь неосторожным движением».
Как только он оказался в постели с Оникс, он спрашивал себя только об одном: «С чего начать?» Это стало для него навязчивой идеей.
Он лежал, вытянувшись во весь рост на спине, рядом с обнаженной, как и он, женщиной. Чтобы собраться с духом, он не шевелился и даже не пытался дать ей понять, что плоть его уже начала восставать. Просунув руку под голову женщины, он положил голову на ее плечо.
Отозвавшись на первый, еще целомудренный порыв молодого человека, Оникс благосклонно приняла его ласку. Впрочем, начиная с какого-то времени Реми приводил ее в замешательство. Она думала, что ей будет нелегко увлечь Реми. Он представлялся ей, как она однажды сказала Пекеру, девственником. Ей было тридцать лет, и она не забыла, какие юноши были в ее время – более сноровистые либо более настойчивые. Еще немного, и она могла бы сказать: «Как сильно изменилась молодежь». С первой их встречи в ресторане «Рош» он подкупил ее своей мягкостью, особенно заметной на фоне Пекера, который их и познакомил, и она подумала тогда, что перед ней молодой человек, которого нелегко будет завоевать.
И вот стоило ей только заикнуться, как он тут же согласился переехать к ней и, как ей показалось, нисколько не смутился двусмысленности ее предложения. В первую же ночь он вышел из комнаты для друзей и, постучав, вошел в спальню хозяйки квартиры. Подойдя к диван-кровати, он, не торопясь, снял пижаму («Прелестное тело», – заметила про себя женщина) и, ни слова не говоря, улегся рядом. «Столь непринужденное поведение, – подумала она, – что это? Цинизм или отсутствие опыта? Да, конечно, молодежь уже не та, что была в двадцатые годы». Ибо больше всего ее смущало, что он не торопился с ласками и, похоже, чего-то ждал от нее.
Ждал, но чего? Наконец она решилась и обняла его первой. Реми слегка отодвинулся. Оникс отдернула руку. Теперь она и вовсе не знала, что подумать.
Инициатива партнерши вывела Реми из оцепенения. Обдумав план действий, он принял решение и должен был претворить его в жизнь.
Его замысел был прост. Он знал, что в большинстве случаев неопытные молодые люди проявляют излишнюю торопливость, стремясь поскорее достичь конечной цели, и идут к ней напролом, ничего не замечая вокруг и не давая возможности не поспевающим за ними партнершам пройти свой путь. Он часто слышал откровения женщин, утверждавших, что молодые люди – посредственные любовники. «Да, они – эгоисты, – говорили те, – ведут себя, как молоденькие петушки». Реми знал, что женщины предпочитают тридцатилетних за сдержанность, умение владеть собой и не забывать о партнерше, то есть заботиться не только о собственном удовольствии.
Этому умозаключению он был обязан своим несостоявшимся любовницам. Уже сформировавшиеся как личности, стремившиеся урвать все для себя и отнюдь не спешившие доставить удовольствие ему, посвященные в тайны любовных игр, они в некотором роде подготовили его так, как натаскивают пса, выхватывая из-под носа приманку.
***Он не двигался. Но лицом прижался к затылку женщины. Прикоснувшись губами к шее, он поцеловал ее за ухом, затем в уголок пониже виска. «А мои руки? – подумал он.– Что мне с ними делать?» Решив перейти к конкретным ласкам, он запустил пальцы в волосы Оникс, однако не уверенный в том, может ли понравиться женщине, что ей треплют волосы в постели, он постарался не слишком портить ее прическу.
Слегка прикоснувшись к мочке уха женщины, его губы скользнули по щеке и только потом прижались к ее рту. На этом и заканчивался весь его предыдущий опыт. Ему уже приходилось не раз целоваться, но теперь ему хотелось показать, на что он способен. Сделав над собой усилие, он раскрыл свои губы лишь после того, как почувствовал ответное желание Оникс: рассудком он понимал, что нельзя торопить события, а инстинкт подсказывал, что надо поскорее браться за дело.
