Татьяна Алюшина - Тот, кто назначен судьбой
Снова обнялись, похлопывая друг друга по спинам.
– Приехал-таки, чертушка, – довольно ворчал Славин, прижимая друга к себе.
– А как же! – рассмеялся легко Саргин, отстранился от него, снова разглядывая с удовольствием. – А ты надеялся без меня полтинник свой отметить? Э-э, нет! Я за широту гуляний всегда первый, ты ж в курсе, командир! К тому же обещали!
– Да, – кивнул Славин, перестав улыбаться, нахмурился. – Только из тех обещавших вас двое осталось.
– Ничего, – хлопнул его по плечу Тимофей. – Парни с нами.
– С нами, – кивнул Славин и другим тоном, бодрым и деловым, предложил: – Ну что, идем? Карета ждет.
– Однако ты патриот, командир! – весело протянул Саргин, когда Василий Трофимович подвел его к своей машине – «УАЗ Патриот» улучшенной комплектации.
– А по нашим местам никакой иностранец не пройдет, – усмехнулся Славин, распахивая багажник. – Да и на фиг никому здесь не сдался, ты в тайге запчастей на него не найдешь и бензоколонки на каждые сто километров, чтобы «прокормить».
Тимофей быстренько покидал в багажник вещи, захлопнул и сел на переднее пассажирское место, рассматривая «начинку» машины.
– Ну да, – подтвердил Славин, усаживаясь на водительское место и заметив этот интерес. – Я тут его немного подшаманил. И комплектацию, можно сказать, несколько улучшил: кое-что усилил, кое-чего добавил. Ну, потом сам посмотришь.
– А откуда «дровишки»? – посмеиваясь, обвел рукой машину Саргин.
– Машину особой комплектации, скажем так, помогло бывшее начальство приобрести, ну и начинку кое-какую подкинули, – с хитринкой глянул на него командир, завел машину и стал осторожно выезжать со стоянки.
– Кое-какую! – рассмеялся Тимофей, указав на мощную военную радиостанцию, укрепленную в корпусе. – Ты что, контору любимую раскулачил?
– Так а как иначе! – подивился с наигранной простотой Славин. – Из колхозу и без зерна?
– Это-то да, – согласился Тим и уточнил: – А чем еще из «зерна» прибарахлился?
– Увидишь, – загадочно хмыкнул Славин.
– Ну, ты расскажи, как ты вообще тут обустроился, Вась, какие дела у тебя, как живешь? – искренне поинтересовался Тимофей. – Прижился, нравится? Говорят, заимкой личной, хозяйством обзавелся, оседлый образ жизни ведешь?
– Есть такое дело, – довольно подтвердил Славин.
– Ну, так давай, поведай, дорога-то, я так понимаю, длинная.
– Дорога длинная, – кивнул Василий Трофимович. – Расскажу.
Пять лет назад Василий Трофимович получил ранение левой руки – хреновое ранение: разнесло гранатой, казалось, что в клочья. Врачи долго над ним колдовали, руку спасли и даже сохранили в рабочем состоянии, вернув многие функции – многие, только не те, что требовались в его профессиональной деятельности.
То есть для обычной жизни, быта и работы вполне достаточно, пусть и с ограниченными движениями, а вот поврежденные сухожилия и нервы навсегда перекрыли возможность вернуть былую форму.
Проще говоря, отсутствие мгновенных реакций и способности к боевому применению – борьбе, стрельбе, силовым упражнениям. Все!
Василий Трофимович Славин, командир группы особо засекреченной специальной роты спецназа ГРУ, большую часть жизни проведший на службе и обладавший уникальными физическими и интеллектуальными способностями, вынужден был смириться с тем, что руководить боевой группой он уже не сможет.
Начальство плакало вместе с ним от такой засады, но, увы, потери в их работе дело тяжелое, горестное, но случающееся. Живой остался, и это уже победа.
Помаялся Славин с годик на штабной работе, куда отправили его с присвоением очередного звания – ну, интересно и мозги работать заставляет, но настолько это не его, хоть вой – он же кадровик боевой!
Он и взвыл! И началась у мужика маята душевная! Что только не предлагали ему – и преподавать на спецкурсах для офицеров ГРУ, и преподавать в профильном военном училище, в конце концов, хоть инструктором пойти – ну нет, нет! Все не то – тошно, муторно! Прямо за горло лапой, перекрывая кислород, душила тоска!
Себя извел, руководство до белого каления достал. Если б семья имелась, может, ради нее и перетерпел бы как-то этот самый тяжелый, корежащий период перехода в мирную жизнь от боевых будней, и, глядишь, преподавать начал бы, кстати, зарабатывал бы неплохо, поскольку таких специалистов, как он, в стране не больше пары десятков найдется, а то и меньше – государственная тайна.
Да только не было семьи. Вот не получилось.
Девушкой не обзавелся, пока учился в военном училище, и не женился, как старались делать другие курсанты к окончанию учебы, зная, что ушлют куда-нибудь «мама не горюй», где, может, не то что женщин нет, а вообще людей не сыщешь. Так холостяком и уехал по первому месту несения службы.
Ну а там как началось!
Год из казармы не вылезал, а потом понеслась нелегкая по стране – кооперация, перестройка, потащившая за собой все, какие только можно, межнациональные конфликты, и злые дядьки забугорные с умыслами нехорошими против страны родной…
Женился в тридцать лет. Получил после ранения отпуск и по пути домой остановился у московского сокурсника по училищу, строившего свою карьеру в штабе. Ну, загуляли так не хило, по-армейски, и где-то посреди этого кутежа возникла девушка в его постели – подруга двоюродной сестры однокашника, – кажется, так. Повеселились они с ней трое суток, а на четвертые Славин проснулся, посмотрел на спящую девушку и решил – женюсь. А она возьми да и согласись. Вот и повез молодую жену к родственникам в поселок городского типа – село селом – на Дальнем Востоке. Познакомил, даже свадьбу там отгуляли…
И вернулись – он на свою войну, жена молодая в Москву к родителям. Ничего, иногда встречались и спали вместе, пока она нормального мужика не встретила, в том смысле нормального, что в семье, рядом, каждый день, а не черт знает где и которого ждать почему-то требуется в гарнизоне задрипанном, ну и без денег, само собой, ибо отстрельные девяностые годы и армия как-то в нашей стране плохо монтировались, хорошо хоть самую элиту этой армии не успели до конца угробить, деятели хреновые!
Мирно развелись без претензий в полном взаимопонимании. Больше он не женился. Работа занимала всю жизнь, да и не встретил своего человека.
Помаялся так Славин, попробовал то там, то сям поработать да и подал рапорт об увольнении в запас. «А к черту, – решил, – поеду домой, отдохну первый раз в жизни по-настоящему, никуда не торопясь, высплюсь, надышусь родным воздухом, глядишь, может, и придумаю, чем дальше заниматься. А не придумаю, там посмотрим».
А дома батя один только от всей семьи и остался. Хозяйство, правда, справное, держал в порядке и достатке, спасибо Василию Трофимовичу, большую часть своих заработков ему отправлявшему все эти годы, – сад-огород, живность всякая, еще и сыроваренка небольшая, но доходная, сыры наладился очень достойные выделывать, аж из города приезжают покупать.
