Беззвучная нота - Нелия Аларкон

Я: Грейс с тобой?

Финн: Да, она со мной. Но ты же знал об этом.

Я знал, но трекер не на сто процентов точен.

Перехожу на вкладку, показывающую местоположение Грейс. Следящий прибор мигает ровным красным цветом. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда вчера приложение отключилось. Было ощущение, что я лишилась конечности.

Я: Все готово?

Финн: Датч и Каденс там с Вай. Сол попросил своего пса обзвонить все новостные станции. Это распространится.

Это официальное перерезание ленточки Грейс. Ничего не может пойти не так.

Финн: Я знаю.

Я: Никаких задержек, Финн. А то папа встанет в очередь.

Финн: Да, да. Перестань ворчать.

Я: И не говори ей, что я в этом замешан, иначе она тебя не послушает. Просто скажи ей, что все устроила Джинкс.

Финн не отвечает.

Я пишу ответ, но он игнорирует меня.

Ублюдок.

Чувствуя беспокойство, перехожу к номеру телефона Грейс. С тех пор как мы расстались, я миллион раз начинал и удалял сообщения, но у меня так и не хватило духу связаться с ней. Сокрушение в ее глазах, когда она сказала, что больше не хочет меня видеть, словно призрак преследует меня.

Знание того, что она ненавидит меня и не хочет, чтобы я был рядом, заставляет меня скучать по ней еще больше. Иногда я ловлю себя на том, что разговариваю с ней, прежде чем осознаю, что ее нет рядом.

Черт, однажды я пытался вызвать Слоан к себе. По крайней мере, тогда я мог бы спросить ее, как дела у Грейс.

Слоан не пришла.

Наверное, она тоже злится на меня.

После того как меня отвергли жена и призрак ее лучшей подруги, все, что у меня есть, — это мигающий красный огонек.

Мое самое ценное достояние.

Толчок в спину пробуждает меня от размышлений. Одна из папиных помощниц, брюнетка с кокетливой, практичной улыбкой, прижимает меня к себе.

— Твой отец, — произносит она и указывает на меня.

Я оборачиваюсь и вижу, что отец жестикулирует мне. Все камеры повернулись в эту сторону. Мое лицо заполняет большие телевизионные экраны по обе стороны сцены.

Я едва узнаю себя.

Что это за яппи на экране? Тот, что в голубой рубашке, заправленной в кремовые брюки и обут в оксфорды? Тот, на ком нет ни колец, ни кожаных браслетов, тот, кто скрывает все свои татуировки? Это не я. Это шоу собак и пони, которое заказал отец.

Я улыбаюсь толпе, машу рукой, как того ожидает отец. Его сторонники ликуют при виде меня, реагируя именно так, как и должны были, почти как будто это инсценировка.

Камера отъезжает в сторону, и отец продолжает свою речь, бросая в нее такие громкие слова, как «семьянин» и «традиционная мораль», как будто они ничего не значат. Я сидел в первом ряду на многих из них, и меня до сих пор тошнит от этого.

— Эта рубашка очень подчеркивает синеву твоих глаз, — говорит брюнетка, улыбаясь мне.

Я вздрагиваю. Я и забыл, что она здесь.

Ее ухмылка становится шире, и она хлопает густыми ресницами. Я видел, как она точно так же улыбается папе. Не уверен, кто из нас ей действительно интересен. Или, может быть, она хочет, чтобы мы оба поделились.

Я точно знаю, что в прошлом я был бы на ее стороне.

У нее на лице написано «большие проблемы с отцом». Находка для таких людей, как папа. Для таких, как я.

Но теперь единственное, что заставляет меня двигаться, — это мысли о моей жене. Мысли, которые я больше не позволяю себе допускать.

А это значит, что моя постель холодна и пуста.

Быть безбрачным — это… ново.

И некомфортно.

Засуха длится гораздо дольше, чем я мог предположить. Какая-то часть меня хотела бы снять напряжение, затащив эту женщину в пустую комнату и трахать ее до полусмерти, но я отстраняюсь.

Грейс не прислала документы на развод, так что технически мы все еще женаты.

Это что-то значит.

Даже если она меня ненавидит.

Даже если она больше никогда со мной не заговорит.

Я дал ей клятву.

Я выбрал ее.

Мои брюки остаются застегнутыми, пока у женщины передо мной нет кудрявых волос и моего кольца на пальце.

— Мораль? — раздается голос Михелса, создавая прекрасную возможность для того, чтобы я отошел от девушки и переместился ближе к занавескам в кулисах.

Свет яркий, и отец, и его противник потеют. Михелс — такой, каким я представляю себе политика. Высокомерный. Заносчивый. И слишком старый, чтобы снова баллотироваться.

— Не хочу переходить на личности, мистер Кросс, но откуда известной рок-звезде знать о морали? Разве «наркотики, секс и разврат» не являются смыслом вашего музыкального жанра?

В толпе раздаются охи.

Некоторые фанаты отца начинают освистывать его.

— И, — поднимает голову Мичилс, ухмыляясь папе в той снобистской, старомодной манере, которую многие члены маминой семьи использовали по отношению к нам во время наших семейных посиделок, — насколько я знаю, в традиционных семьях братья и сестры не женятся друг на друге.

В толпе воцаряется суровая тишина.

Отец усмехается и поправляет микрофон.

— Вы выдвигаете ложные обвинения, Мичилс. Никто в моей семье не сделал бы ничего подобного.

— Вот документы, которые были поданы в округ.

Помощники вздыхают, когда на экране появляется гигантское изображение моего свидетельства о браке. Имя Грейс размыто, но это ничего не изменит, когда интернет-ищейки начнут копаться в судебных документах.

Позади меня люди судорожно пытаются что-то найти. Брюнетка бросает на меня сердитый взгляд, выбегая из комнаты с мобильным телефоном у уха.

Люсьен появляется рядом со мной и наблюдает за всем происходящим. В отличие от остальных членов папиной команды, он выглядит спокойным и контролирующим ситуацию.

Отец тоже выглядит расслабленным. Его руки свободно болтаются по бокам. Его губы сжаты, но не от страха, а как будто он прячет улыбку.

Я обращаюсь к папиному приспешнику, не глядя на него.

— Ты что-то спланировал.

Люсьен ничего не говорит, но я уже вижу его насквозь.

— Отец хотел, чтобы Микелс затронул тему моего брака во время дебатов.

Я тяжело вдыхаю.

— Почему?

— Это все равно должно было всплыть, но таким образом мы контролируем ход событий.

Власть.

Контроль.

Эти два понятия идут рука об руку, а папа — мастер манипулирования, который может использовать и то, и другое.

Это ужасает.

— Вот почему он разрешил мне вести с ним кампанию, не так ли? — Я догадываюсь о правде, мой голос падает до тихой тишины.

— Не единственная причина. У Датча и Финна нет