Даниэла Стил - Колесо судьбы
— Да ты что, ослепла?! Боже мой, он же умирает! Он медленно угасает на протяжении последних шести месяцев, Тэн. Да тебе наплевать на всех окружающих, разве нет? — Его слова пронзили ее насквозь, она в ужасе изумленно раскрыла рот.
— Это не правда!.. Не может быть… — Но вдруг бледность лица Гарри, его запавшие глаза, — вдруг все это приобрело жуткий смысл. Но почему он ничего не сказал ей? Почему? Она укоризненно посмотрела на Джека. — Почему ты ничего не сказал раньше?
— Ты не стала бы слушать. Ты так дьявольски погружена в свою значительность последнее время, что не видишь ничего, что происходит вокруг тебя.
Были еще более горькие упреки, гневные слова, и, не сказав ни слова, она в ту же ночь уехала из Тибурона, приехала к себе домой, позвонила Гарри и зарыдала, прежде чем выговорила хотя бы слово.
— В чем дело, Тэн? — Голос его звучал устало, и она почувствовала, что сердце ее вот-вот разорвется.
— Я не могу… Я… О господи, Гарри…
Все напряжение последних месяцев навалилось на нее, гнев Джека и то, что он сказал о болезни Гарри. Она никак не могла поверить, что он умирает, но когда на следующий день увидела его за обедом, он спокойно посмотрел на нее и сказал, что это правда. В нее как будто вогнали кол, и она в ужасе уставилась на него.
— Но этого не может быть, это несправедливо… Тана сидела и всхлипывала, как малый ребенок, не в состоянии утешить его, обескураженная, сама чувствуя дикую боль, не в силах помочь никому. Он подкатил к ней свое кресло и обнял ее за плечи. В его глазах тоже стояли слезы, но он был странно спокоен. Уже почти год он знал об этом, врачи давным-давно сказали ему, что раны могут резко сократить его жизнь, — так и получилось. Гарри страдал от гидронефрита, который постепенно пожирал его. Врачи испробовали все возможное, но тело его просто потихоньку отказывало. Тана смотрела на него в панике, ужас застыл в ее глазах.
— Я не смогу жить без тебя.
— Нет, сможешь! — Он больше волновался за Аверил и детей. Он знал, что Тана всегда выживет. Она спасла его самого. Она никогда не сдастся. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Хочу, чтобы ты присмотрела за Эйв, чтобы она была в порядке. Дети хорошо устроены, и она обеспечена всем необходимым, но она не ты, Тэн… она всегда во всем так полагалась на меня…
Она уставилась на друга:
— А твой отец знает? Гарри покачал головой:
— Никто не знает, кроме Джека и Эйв. Ну, и теперь ты. — Он был разгневан, что Джек сказал ей, да еще с такой злостью, но теперь хотел заручиться ее обещанием. — Ты обещаешь, что позаботишься о ней?
— Ну конечно же.
Это было ужасно: он говорил так, будто собирался отправиться в путешествие. Она смотрела на него, и двадцать лет любви промелькнули перед ней… танцы, где они познакомились… годы в Гарварде и Бостоне… переезд на Запад… Вьетнам… госпиталь… юридический колледж… дом, где они жили вместе… ночь, когда родился его первый ребенок… Но это же невероятно, невозможно! Нет, нет, его жизнь еще не кончилась, такого просто не может быть. Он так нужен ей. Но тут она вспомнила о гидронефрите и поняла, к чему все это приводит: он умирал. Тана снова разрыдалась, а Гарри обнял ее, и она, всхлипывая, сказала:
— Но почему… Это несправедливо!
— В жизни чертовски мало справедливости, — улыбнулся он. Улыбка была мимолетной, грустной, холодной.
Он не столько беспокоился за себя, сколько за жену и детей, болезненно страдал из-за них последние несколько месяцев. Он пытался научить Аверил справляться со всеми проблемами, но тщетно. Она превратилась в законченную истеричку, отказывалась учиться чему-либо, будто бы могла этим предотвратить неизбежное. Но ничто не могло помочь. Гарри слабел день ото дня и сам это отчетливо понимал. В контору он теперь приезжал раз-два в неделю, и именно поэтому Тана не встречала его там, когда забегала к Джеку. Сейчас она заговорила с ним об этом.
— Джек возненавидел меня теперь. — Она выглядела такой мрачной, такой подавленной, что это испугало его. Никогда Гарри не видел Тану в таком состоянии. Для них всех настали очень трудные времена. Он в глубине души не мог согласиться с тем, что умирает, хотя знал, что это именно так. Словно из тряпичной куклы вылезла вся набивка. Он чувствовал, что мало-помалу исчезает, пока вдруг однажды не исчезнет совсем. Вот так! Они проснутся, а его уже нет. Тихо-тихо. Не с воплями, толчками, криками, с какими приходишь в этот мир, но со слезами, вздохами, с колебанием воздуха, когда переходишь в жизнь иную, если только она существует. Он ничего не знал об этом, да и не очень-то это его волновало. Больше всего он беспокоился о людях, которых оставлял: о партнере, жене и детях, о друзьях. Казалось, все они зависели от него, отдыхали в его обществе. Это его очень изматывало. Но каким-то непостижимым образом именно это поддерживало жизнь в его теле, как было теперь и с Таной. Он чувствовал, что должен чем-то поделиться с ней, до того, как уйдет. Чем-то важным для нее. Он хотел, чтобы она изменила свою жизнь, пока не поздно. Говорил то же самое и Джеку, но тот не захотел его слушать.
— Он не ненавидит тебя, Тэн. Понимаешь, работа удручает его. Кроме того, он так огорчен из-за меня в последние месяцы.
— Мог бы что-нибудь и рассказать, в конце концов!
— Я заставил Джека поклясться, что он ничего не скажет, так что не обвиняй его. А что касается остального, ты теперь важная птица, Тэн. Твоя работа важнее, чем его. Вот так обстоят дела. Тяжело для вас обоих, но ему надо привыкнуть к этому.
— Скажи ему.
— Я сказал.
— Он отыгрывается на мне за все, что произошло, ненавидит мой дом. Он стал совсем другим человеком.
— Да нет, он все тот же. — (Даже слишком верен себе, по мнению Гарри. Он остался до сих пор приверженцем своих нелепых принципов: независимость, полное отсутствие каких-либо обязательств или какого-то постоянства. Это была бесцельная, пустая жизнь, и Гарри говорил ему об этом довольно часто, но Джек только пожимал плечами. Ему нравился его образ жизни, по крайней мере до назначения Таны на новую должность. Вот это был для него самый болезненный пинок под зад, и он не скрывал этого от Гарри.) — Может быть, он просто ревнует и завидует тебе. Это непривлекательная черта, но он же человек, в конце концов!
— Да когда же он повзрослеет? Или мне отказаться от должности?
Разговор об обыденных вещах был таким облегчением, будто и не было всего этого кошмара, будто она могла предотвратить его, разговаривая с Гарри об отвлеченном. Как в былые дни… Как же они были прекрасны!.. Слезы подступили к глазам от этих воспоминаний…
— Конечно же, ни в коем случае не отказывайся. Просто дай ему время. — Гарри внимательно смотрел на Тану, и что-то еще было в его взгляде. — Я хочу еще кое-что тебе сказать, Тэн. Две вещи. — Он смотрел на нее так напряженно, словно его пожирал некий внутренний огонь. Она ощущала силу его слов, проникающих в душу. — Я не знаю, чего мне каждый день ожидать от завтрашнего дня, буду ли я еще здесь… буду ли… Две важные вещи должен я тебе сказать. И это все, что я оставляю тебе, мой друг. Слушай внимательно. Первое: благодарю тебя за все-все, что ты для меня сделала. Последние шестнадцать лет моей жизни были подарены мне тобой, тобой, не врачами, никем, кроме тебя. Ты заставила меня начать жить сначала и продолжать жить… Если бы не ты, я никогда бы не встретил Аверил, у меня не было бы детей… — Теперь и на его глазах выступили слезы и медленно стекали по щекам. Тана была рада, что они встретились для обеда у нее в суде. Им необходимо было побыть вдвоем. — А теперь я перехожу ко второй важной вещи. Ты обманываешь себя, Тэн. Ты не знаешь, чего лишаешься, и не узнаешь, пока не получишь этого. Ты отгораживаешься от брака, обязательств и обязанностей, от реальной жизни, от настоящей жизни… не взятой взаймы, не арендованной или временной, какой-то в этом роде. Я знаю, этот дурачок любит тебя и ты любишь его, но он помешался на «длинном поводке» настолько, что боится еще раз совершить ошибку, а именно это и есть величайшая из ошибок! Поженитесь, Тэн… нарожайте детей… это единственное, что имеет смысл в жизни… единственное, что волнует меня… единственное, что я оставляю после себя… неважно, кто ты и чем занимаешься. Если у тебя нет этого, если ты не сделала этого — ты ничто и никто… ты только наполовину живая… Тана, не обманывай себя, пожалуйста…
