Берег тысячи зеркал (СИ) - Кристина Ли
Лица касается грустная усмешка, а в руке по-прежнему зажат конверт.
— Да. Но еще, я хорошо знаю, что натворил мой собственный отец ради денег, — произношу, но голос предательски дрожит. — Прости, папа. Но я не смогу понять тебя. Наверное… никогда.
— Вера. Вера, выслушай меня. Все намного серьезнее. Этот остров…
— Прощай, папа.
Разорвав звонок, только сейчас даю волю эмоциям. Он даже не стал отрицать. Значит, это правда. Рыдания рвутся наружу волнами, накатывают, а дышать не дает тугой комок в горле.
— Даже, если я скажу что люблю тебя, и прошу остаться?
— Даже, если я скажу, что люблю тебя, и не хочу уезжать.
Глава 11
"За каждой большой любовью стоит большая история."
© Николас Спаркс. Дневник памяти
Два года спустя
Здесь душно и жарко каждый день. Море другое, и даже его запах не похож на тот, который я помню с детства. Звук прибоя тихий, его почти не слышно в крохотном доме. Он сооружен из блоков, выглядит шатко, но в таком месте и не обязательно возводить прочные стены. Достаточно настила из пальмовых листьев, и звездного неба над головой.
За год пребывания на острове, я научился спать под открытым небом каждую ночь. Джеха это не устраивает. Он то и дело, жалуется руководству на условия проживания личного состава. Друг сетует, что приходится мыться в душевых без крыши, и постоянно таскать с собой москитные спирали. Он не видел того, что доводилось мне.
Осмотрев его фигуру, я сажусь в гамак на крыльце. Дома командования находятся на склоне над казармами. Потому мне превосходно видно и плац, и взлетные полосы. Бравый майор Пак гоняет бедных салаг так, что парни готовы подвесить его на одной из турбин элитной транспортной крошки. Она, к слову, стоит недалеко, в окружении нескольких новых боевых машин класса "фоур рлус рлус". Моих машин. Так что у парней есть все шансы осуществить желаемое, если я решу остановить издательство прямо сейчас. Чтобы урезонить их командира, достаточно запуска одного реактивного двигателя.
Несмотря на жару, Джеха настолько вошел в раж, что заставил личный состав наполнять все баки с питьевой и хозяйственной водой до краев. Я не сомневался, что он деспот. Но, видимо, тот факт, что Кан Мари рожает сама, а ему даже не дали увольнение, поставил точку в милосердии майора.
Закинув руку за голову, ложусь и устраиваюсь в гамаке удобнее. Так начинается мой выходной ритуал, когда я листаю новостную ленту и читаю переписку с Ханной. В нескольких строках, которые вижу, заложен весь смысл моего существования.
Выпускница младшей школы искусств, станет самой молодой примой балериной в предстоящей премьере постановки "Щелкунчик".
Ханна прислала это утром, но я до сих пор не могу перестать любоваться фотографиями из дома. Недавно они с Имо купили аппаратуру для съемки фото и видео. Теперь Ханна уверенно осваивает очередное увлечение в социальной сети для видео блогеров. Смотря на новые игрушки дочери, чувствую себя стариком в тридцать три года. Но ей нравится, а значит, большего не нужно понимать. Всего лишь знать, что она в безопасности, развивается, и пробует себя в том, что ее увлекает.
Порой страшно, что ее увлечения станут слишком взрослыми. Видимо, я действительно старею, если задумываюсь об этом, когда ей только двенадцать.
Дальнейший просмотр фото, продолжает ритуал. Странный, но неизменный ритуал в каждые выходные — узнать все о семье, и о ней. Потому я листаю снимки, жадно всматриваясь в них, и в то, как протекает жизнь любимых людей без меня.
Любимых… Да, я не прекращаю называть так единственную женщину, которая не уходит из мыслей и сердца до сих пор. Я тоскую. Больно наблюдать за ней со стороны и на расстоянии. Но иного выбора нет.
Она так решила.
Теперь я это знаю, и даже могу принять. Ведь совершив две самые простые манипуляции, нахожу ее имя в первых результатах поиска. Открываю верхнюю статью французского научного журнала, и сменив язык, вчитываюсь в заголовок:
Молодая и перспективная геолог из Сорбонны, станет одним из кураторов экспедиции на острова Кирибати. Ученая раскроет секреты того, что таит в себе память Земли. А так же расскажет немного о личной жизни, вне науки. Читайте эксклюзивное интервью Веры Лазаревой нашему печатному изданию в следующем выпуске.
Опускаю взгляд, а он сам цепляется за все, что видит на снимках. Поднявшись и сев, я листаю фото ниже, пытаясь сдерживать растущую тоску.
Два года.
Два слишком долгих года, я ждал. Не знаю, почему решил бездействовать. Наверное, виной то, как Вера стремительно стала менять собственную жизнь.
Да, я следил за ней. Все это время издалека наблюдал за тем, как она, шаг за шагом, добивалась успеха. Доказывала, что-то кому-то. Но зачем? Видя ее новые достижения, каждый раз задавался вопросом: почему она выбрала такой путь? Почему вместо того, чтобы выяснить все и поговорить с отцом, не позвонила и не вернулась?
Ведь в бумагах… В тех проклятых бумагах, я оставил свой номер намеренно.
Но она так и не вернулась сама. Не пожелала увидеть за два года ни разу, и скорее всего, это только я веду себя, как дурак. Продолжаю ждать, наблюдать, и терпеть тоску, которая обратилась привычной горечью.
И все бы хорошо. Горечь могла бы помочь забыть Веру. Однако же все тщетно, как только взгляд падает на ее фото. На нем молодая женщина идет по коридору знакомого корпуса университета. Она в строгом красном брючном костюме, и куда-то спешит. Элегантная, уверенная в себе и в том, что делает. Сногсшибательно сексуальная даже на обычном снимке.
Как и всегда, чужая, но моя.
На нежном лице заострились черты, сделав светлые глаза еще выразительнее. Волосы стали намного длиннее, и уложены аккуратными густыми волнами. Губы все такие же пухлые, полные и манящие.
Я бы душу продал, чтобы снова их поцеловать. Хотя бы раз.
— А тут все без изменений, — звучит издевательски, но Джеха прав.
— Ты зачем молодняк заставил воду таскать в сорок, кумихо беспощадный? Это не поможет твоему сыну быстрее увидеть отца деспота.
Сворачиваю вкладки, и возвращаю сотовый в нагрудный карман. За спиной слышится злобное пыхтение, и такое же ворчание. Не успев повернуться, ко всему прочему, передо мной встает голый зад Джеха. Покачав головой, я поднимаюсь, а схватив полотенце со своей кровати, бросаю в Джеха. Он отмахивается, продолжая удивлять молчанием, и переодеваться так быстро, будто его подорвали по тревоге.
— Что сказали
