Ольга Светлова - Под крылом судьбы
– Дочь, внук до сих пор не умеет читать, а ему четыре года.
Голова кругом, что еще я натворила?
– Пап, ты о чем?
– Учеными доказано, что мозг ребенка наиболее восприимчив именно в раннем возрасте. Я вот прочитал тут. – Он ткнул пальцем в газету. – Какой-то пацан буквы знал с двух лет, с трех свободно читал, сейчас ему семь, изучает научную литературу, энциклопедии!
– Папа, – осторожно начала я, – дедушки обычно пекутся о здоровье и об аппетите внуков, а читать он еще научится, у нас три года в запасе.
– Нет у нас трех лет! Если ты хочешь, чтобы твой сын выжил в этом мире, то готовь его сейчас. Сегодня никто не представляет, как можно жить без компьютера, как видишь, и я на старости лет не хочу отставать. – Папа брезгливо указал на ноутбук на своем столе, видно, не ладятся у него отношения с «черным ящиком». – А буквально пару десятков лет назад о нем никто знать не знал. У нас в ЦК пол-этажа занимала ЭВМ, все равно через обычные счеты проверяли цифры и находили ошибки! А эти ваши телефоны карманные – настоящее чудо, вы этого не замечаете, а мне приходилось месяцы терять, чтобы довести до сведения колхозов очередное решение бюро.
Папа восхищался научно-техническим прогрессом, действительно, недавно нам казалось чудом появление мобильных телефонов, а сегодня ими никого не удивишь. Каждый день появляется что-то новое, мы стали привыкать к чудесам. Кстати говоря, с появлением новых трусиков – стрингов – решилась и глобальная проблема ВЛТ. Только папе об этом знать ни к чему.
Папа продолжал воодушевленно разглагольствовать, что даже нравилось – может, он забудет обо мне.
– Посмотри, как рассуждает этот малец. – Отец взял в руки газету и стал читать: – «Если условно спрессовать время, то получается, что от первобытно-общинного строя до рабовладельческого прошло, скажем, пять часов, а от рабовладельческого до феодального уже не более часа, от феодального до наших дней – только пять минут».
Он с торжеством победителя посмотрел на меня.
– Я поняла тебя, папа, обязательно займусь, найму репетиторов, – покорно согласилась я. – Большой теннис, английский, бальные танцы, начнем с этого.
– Во-первых, языки, потом математика и что-нибудь спортивное, – подытожил папа.
– Фигурное катание, – с надеждой предложила я.
– Он мужчина. Борьба или рукопашный спорт, – он с сомнением посмотрел на меня, – нет, я сам этим займусь.
Убедившись, что дверь плотно закрыта, отец заговорил о том, ради чего он позвал меня в кабинет.
– А теперь о главном. Мы проиграли аукцион, ты уже знаешь. – Я понятия об этом не имела, но и удивлена не была. На всякий случай я многозначительно кивнула. – Теперь, если мы не предпримем решительных, но осторожных действий, нас ожидает крах.
Допрыгались, голубчики!
– Я посчитал, что, если заморозить наши долги лет на пять, то мы выкрутимся. Такая возможность, в принципе, есть. Но проблема в том, что никто не собирается это делать. Теперь слушай внимательно! – Папа заметно состарился, он стал как-то по-стариковски усыхать, но продолжает суетиться, выдумывать что-то, вмешиваться. – Я собираюсь на прием к президенту, никогда не злоупотреблял своим положением, поэтому, думаю, он меня примет. Хочу просить его о помощи.
– Пап, о какой помощи ты хочешь просить? – удивилась я. – Ты думаешь, он тебе денег даст, десять миллионов? Или освободит от налогов?
– Ты не понимаешь, дочь, – покачал головой отец. – В истории есть такие примеры. В свое время корпорация «Крайслер» была на грани банкротства, ни один банк не давал ей кредит. И тогда помогло именно государство, предоставив беспроцентный заем. Ты читала Ли Якокку?
Читала, скукотища. Тем более что у нас не Ли Якокка, а Олег с заскоком. Я кивнула.
– Да зачем нам заморские примеры, – продолжал отец. – Крупнейший химкомбинат продали инвестору без долгов, повесив их на государство.
Отца всегда отличала железная логика, настоящая мужская выдержка, хладнокровие. Но годы берут свое.
– Папа, это иллюзия, – попыталась я его разубедить. – Ты ничего не добьешься, даже если получишь аудиенцию. Президент не будет помогать отдельной частной компании, пусть даже очень крупной.
Папа почувствовал себя задетым; впрочем, я сама виновата, надо быть осторожнее.
– Ты не все знаешь, дочь. – На этом он посчитал необходимым завершить дискуссию. – Теперь о другом. Сейчас начнутся иски, судебные процессы, шумиха в прессе. Олега давно окрестили олигархом, поэтому пожирать его будут с большим аппетитом. Будем отбиваться. Могут задеть и твое имя, как одного из учредителей холдинга; именно поэтому так важно сейчас иметь безупречную репутацию. Ты понимаешь меня?
Еще бы не понимать, мама подготовила.
– У меня с этим человеком только деловые отношения, если тебя это интересует, – заявила я; надоело оправдываться, лучшая защита – нападение.
– Не кипятись, – одернул меня отец. – Я навел о нем справки, он не представляет опасности. Образован, кандидат искусствоведения, был женат, в сомнительных делах не замечен. Поэтому проблема не в нем. – Он поднял свои тяжелые веки и с грустью посмотрел на меня.
– Папа, я все прекрасно понимаю, мое участие в выставке было превратно истолковано. Но после ее закрытия я не видела и не слышала этого человека. Так что можешь успокоиться.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно констатировал папа, откинувшись на спинку кресла. – Правильно.
Как ни странно, он не спросил меня об Антоне.
Теперь, после беды, приключившейся с Андреем, я совсем по-другому воспринимаю наши разговоры. Хорошо, что Олег был в командировке в Китае, а то тоже не преминул бы случаем с удовольствием порассуждать о моей репутации.
Я вдруг поняла, что любой из троих – Антон, Олег или мой отец – мог организовать избиение Антона.
С одной стороны, на Олега это не похоже, ему легче и, наверное, приятнее устроить скандал, чем опускаться до таких низких уголовных методов. Кроме того, в те дни он был в Китае. Зато мог позвонить своему Михалычу, от него не убудет! Был же Олег когда-то бандитом, от прошлого так просто не отмыться. А Китай для него – алиби. Представляю его искреннее возмущение: «Рима, за кого меня держишь!»
Антон? Каким бы жестоким и холодным он ни казался, это не его метод. Но, имея такую власть, дружбу с Максимом, он мог почувствовать себя безнаказанным. Как волк из басни Крылова, помните?
Как смеешь ты, наглец,своим нечистым рылом...
А может, это папины проделки? Может ли мой папа распорядиться, чтобы другому человеку переломали ноги? Невозможно.
Я чувствовала себя побитой бродячей собакой. Женского пола. Вот именно ею я себя и чувствовала!
