Джастин Валенти - Протеже
Слушая этот бесцветный голос, Люк представил себе выжженную солнцем долину и обшарпанный «додж» (и как он столько лет продержался?). Ноздри заполнила вонь керосинки и отхожего места во дворе.
Сара смотрела па него своими опустошенными, немигающими глазами, и Люку не удавалось угадать, о чем она думает. Однако в тихом монотонном голосе не было и тени угрозы, лишь открытая мольба. Она мечтала о своем доме, о школе для детей, о возможности поступить на курсы косметичек.
– А уж если бы дети хоть иногда видели своего папу – так и совсем было бы хорошо.
– Кх-м… – Люк нервно облизнул пересохшие губы. – Нет, Сара, это невозможно. – И он стал расписывать ей, какая в Нью-Йорке преступность, и никуда не годные школы, и холодная зима, и жутко влажное лето. Ему пришлось повысить голос, потому что в гостиной орал телевизор: это дети жали на все кнопки, переключая каналы и то и дело увеличивая громкость. Наконец Люк не выдержал и велел им перестать, тогда они бросили пульт и стали носиться по квартире, хватая все, что попадалось под руку.
– А ну, хватит! – прикрикнула на них Сара, но тоже ничего не добилась. – Вот видишь. Им папа нужон – уму-разуму поучить.
Это ее «папа» каждый раз немилосердно резало Люку слух.
– Ну а коли мы тебе тута не ко двору, – прямо сказала Сара, – то можно и уехать обратно. Лишь бы нам не мотаться больше по фермам.
– Нет, конечно, тебе больше не придется этого делать. Заверив ее в этом, Люк извинился и кинулся на поиски.
Он застал детей на кухне: они разбирали тостер и кофеварку. Стараясь держаться от них подальше, Люк снова загнал пакостников в гостиную. Он испуганно дергался, если случайно к ним прикасался. На них же чертова прорва микробов!
Сара сидела не шелохнувшись там, где Люк оставил ее. Руки ее безвольно лежали на коленях: терпеливая, привыкшая к несправедливости и страданиям женщина, просившая и не получавшая ничего.
Внезапно позвонил швейцар – значит, Ники уже едет сюда в лифте. Черт, неужели прошло столько времени?
Люк чуть не пинками препроводил незваных гостей в соседнюю комнату, оборудованную под игровую, и включил им компьютер. Скорее всего они сломают его, ну и ладно. Только бы Ники не увидела того, чего ей видеть не следует.
Он встретил ее у дверей лифта с самой чарующей улыбкой:
– Привет, детка. Может, пошалим слегка, прежде чем ехать? – Он пощекотал губами шею и провел ладонями по грудям и бедрам.
– М-м-м… Давай.
– Знаешь что? У меня сейчас на проводе другой город – вот закончу и приду к тебе в постельку. – Проводив ее в спальню, Люк плотно прикрыл дверь.
Потом метнулся в игровую, откуда донесся зловещий грохот. Так и есть: крысеныши расколотили лампу из художественного салона!
– Ох, Лукас, вот незадача! Я и глазом мигнуть не успела!
– Черт с ней! – Люк так глянул на детей, что те съежились, явно ожидая трепки. – Слушай, Сара, мне пора бежать. У тебя есть где остановиться в Салеме?
– Ну… – задумалась она, – мы, наверное, могли бы попроситься в меблирашки к Мери…
– Отлично. Пришли мне ее адрес. – Он торопливо выписал чек. – Этого тебе хватит на первое время. Я буду присылать понемногу каждый месяц. Может, лучше вам подыскать небольшой домик с задним двориком для детей. – Ему не хотелось, чтобы Сара торчала на виду у всех в меблирашках, – наверняка начнутся расспросы.
– Спасибо. – Даже при виде чека ее лицо не выразило никаких эмоций. – Но нам ничего по нему не заплатят. У меня отродясь не было счета в банке, а за отель и автобус берут только наличные.
Господи, дай ему силы! Люк в отчаянии начал шарить по ящикам стола и карманам пальто, выгребая всю завалявшуюся мелочь. Получилось около пяти сотен долларов.
– Вот, припрячь это! Никто не должен видеть, что у тебя завелось столько денег. И в отеле больше не ночуй, отправляйся прямо в Салем! Там по этому чеку откроешь счет.
Люк выставил гостей из квартиры и посадил в лифт. Сунул швейцару последнюю десятку и попросил поймать такси, чтобы их сразу отвезли в отель.
Он весь взмок к тому времени, когда вернулся в лифт.
Ники сидела в одних прозрачных французских трусиках и гадала, какого черта Люк закрыл ее в спальне. В конце концов, у него нет от нее деловых тайн. Был ли это действительно звонок из другого города? Или он говорил с Дианой?
Накинув его халат, Ники на цыпочках выскользнула в холл и услышала грохот в игровой комнате. Потом вроде бы заговорила женщина, а после нее маленькая девочка.
Ники едва успела скрыться в спальне, однако оставила щелочку в двери. Это была женщина с двумя детьми. Вся троица как будто вышла из магазина подержанных вещей.
Когда хлопнула входная дверь и стало ясно, что Люк пошел провожать гостей, Ники поспешила к окну.
Женщина с детьми вышла на улицу в сопровождении швейцара, который усадил их в такси.
Ники подумала, что необычные гости – какие-то бедные родственники Люка и он поспешил от них отделаться. Что ж, это вполне понятно, но почему Люк таился от нее? Почему стал ей врать?
Ники решила прямо не спрашивать его. Она лежала в постели и была наготове. Люк набросился на нее как зверь, но Ники чувствовала, что на сей раз он только играет в страсть.
Глава 25
– Ну и как тебе? – поинтересовался отец Дианы. Отойдя от плиты, он с удовольствием наблюдал, как дочь лакомится свежеиспеченным пирожным.
Диана откусила кусочек рассыпчатого воздушного теста, пропитанного медом, проглотила и удовлетворенно улыбнулась:
– Невероятно. Папа, ты делаешь их лучше всех!
– Помнишь, Диди, – сказала ее мать, сидевшая напротив, – как в детстве ты называла их сладкими подушками?
– Правда. – Диана вдруг чуть не разрыдалась. Никто, кроме родителей, не звал ее Диди. Она вообще терпеть не могла это прозвище, особенно из уст брата. А теперь это слово напомнило ей о том, как сильно она привязана к своим старикам.
Диана приехала сюда на День независимости, но вышло так, что ей не захотелось уезжать. В Нью-Йорке в это время все равно делать нечего, а Ист-Хэмптон навевал жуткую тоску, постоянно напоминая о Люке. Здесь, в уютном чистом доме, где прошло ее детство, горечь потери немного смягчилась.
Диана как бы плыла по течению, следя за неторопливым, размеренным бегом времени. Она помогала в галерее и ездила на рынок с отцом, пока мать занималась живописью в мастерской, расположенной в дальнем конце их участка. А вот отец в последнее время почти не прикасался к кисти. Зато он всерьез увлекся садоводством и мексиканской кухней. Как всегда, родители жили в своем мире, где на первом месте оставалось искусство. Конечно, они гордились успехами дочери и не пропускали ни одного ее шоу, но Диана догадывалась, о чем думают родители: «Непонятно, почему ты обрекла себя на такую жизнь, но мы рады, что ты счастлива и преуспеваешь».
