Алена Филипенко - Мой лучший враг (СИ)
– Последствия? Да она не скажет никому! Ну? – он сел возле меня на корточки, схватил за плечи и стал трясти меня, как тряпичную куклу. – Ты же никому не расскажешь? Ты слишком трусливая для этого.
Я попыталась защититься, но силы покинули меня.
– Эй, слышите! – крикнул он своим. – Она никому не скажет, с ней можно делать, что угодно!
Он схватил меня за волосы и поволок по шпалам. Острые края шпал врезались в спину, бока, ноги.
Боль не похожа ни на какое другое чувство. В голове будто бил молот. Боль пронизывала все тело – от стоп до головы, проходила через все внутренние органы.
Протащив меня метра полтора, он бросил меня. И засмеялся жутким, каким-том механическим смехом.
На этом мои мучения не закончились.
Он обращался к своим друзьям, пытался со смехом объяснить им, что все, что он делает – это забавно. Он подбегал ко мне, бросал, толкал, тянул в разные стороны. Я пыталась сопротивляться, защищала себя руками, но потом, когда не оставалось больше сил, просто замирала. Тогда он слегка бил по щекам, чтобы привести в чувство, и чтобы я не была похожа на застывший комок ужаса. Ему нравилось, когда я сопротивлялась. Это было похоже на то, когда дети отрывают лапки и крылышки мушкам, а потом тыкают в них палочкой, чтобы те шевелились. Ведь самое забавное – это не отрывать лапки, а наблюдать, как мушки двигаются, пытаются убежать или улететь с оторванными лапками и крылышками.
Сейчас я чувствовала себя такой мушкой.
А потом он снова таскал меня за волосы по шпалам. Все повторялось по кругу.
Я перестала чувствовать свое тело. Я перестала ощущать что-либо. Мой мозг выбросил защитный механизм и попытался спасти то единственное, что еще можно было спасти – мою психику. Я перестала видеть окружающий мир. Все вокруг происходило какими-то вспышками, отдельными кадрами. Я будто вылетела из своего тела и наблюдала за происходящим со стороны, как во сне.
Со стороны я видела его друзей. Они неуверенно переминались с ноги на ногу, смотрели на меня со страхом.
– Ты что-то слишком вялая! – разочарованно протянул Стас. – Сейчас начнется самое веселье, тебе нужно взбодриться! У меня для тебя кое-что есть…
Он взял бутылку с водой, достал что-то из кармана. Раскрыл передо мной ладонь. Я увидела белые таблетки.
Он кинул их в воду, потряс.
– Выпьешь сама или силой залить?
– Я не буду это пить, – хриплым голосом произнесла я.
– Нет. Я не буду заливать эту дрянь в тебя силой. Я дам тебе возможность выбрать. Ведь нельзя же лишать человека права выбора?
Он смотрел на меня с необыкновенной заботой.
Некоторое время ничего не происходило. Он просто закурил сигарету, посмотрел на меня.
– Твое лицо прекрасно, когда заплакано. Страх тебе идет.
Я не успела ничего понять – он схватил меня за запястье и потушил сигарету о кожу.
– Стас!! Стас, прекрати! Ты убьешь ее! Это не игра, Стас! – закричали его друзья, попытались остановить его, но было поздно.
Ужасное содрогание нервов внутри заглушило все остальные чувства. От боли я оглохла и ослепла. Я кричала, но не слышала себя.
Когда он убрал сигарету, я смогла выдернуть руку и прижала ее к себе. Я тихо скулила и всхлипывала. Больше всего на свете мне хотелось проснуться.
– Ты больной, Стас, – строго сказал кто-то. – Ты псих. Мы в этом не участвуем… Делай с ней, что хочешь, но мы валим. Нас здесь не было. Эй, слышишь? – чей-то голос, видимо, обращался ко мне. – Мы в этом не участвуем! Мы не при чем.
– Да валите вы уже! Не портите праздник. Этот праздник только для двоих, – усмехнулся Стас.
Я услышала удаляющиеся шаги. Вот и все. Больше никто не сможет его остановить. Что со мной будет? Что он еще сделает мне? Сожжет на костре? Бросит с моста? Я верила, что он сможет сделать все, что угодно.
Он закурил вторую сигарету.
– Ну. Выбирай. Либо пьешь сама, либо получишь второй ожог.
– Нет, – повторила я, несмотря на боль. Чтобы он не собирался сделать со мной – я хотела оставаться в сознании. Я хотела видеть все и запоминать.
Так же резко он схватил мою вторую руку.
На этот раз я не пикнула, хотя от боли чуть не потеряла сознания.
– Подумай хорошо. Думаешь, мне нравится причинять тебе боль? Сделай правильный выбор. Это в твоих интересах.
Я молчала. Я не выдержу еще одного ожога. Я умру.
– Думаю, ты не захочешь помнить о том, что я с тобой сделаю. Поэтому просто выпей это. И попадешь на радугу. Ну, что выбираешь?
Меня било в лихорадке. Я кивнула на бутылку. У меня нет другого выбора.
– Молодец. Правильный выбор. Нельзя лишать человека права выбора, не так ли? И, помни – это сделала ты, а не я. Я предлагал тебе пойти другим путем.
Он протянул мне бутылку, я взяла ее трясущимися руками.
– Ты должна выпить все.
Я выпила всю воду. Она была безвкусной, как обычная вода.
Я почувствовала, что внутри у меня стало что-то происходить. Я перестала слышать звуки – в ушах нарастал гул. Все вокруг было слишком ярким, хотелось закрыть глаза и уйти в забытье.
Стас отошел от меня и сел у костра спиной ко мне. Он стал вытаскивать из-под костра железный лист.
Листы железа сюда специально притащили Серега с Антоном, чтобы развести на них костер и случайно не поджечь деревянные шпалы.
– Что ты сделаешь со мной? – слабо спросила я.
– Уничтожу тебя, – тихо сказал он, и выбросил вперед железный лист с горящими углями.
Я видела, как в лицо мне летят тысячи сияющих огоньков. Я не чувствовала боли. И вообще ничего не чувствовала. Я была уничтожена.
«Гореть тебе в аду, Стас Шутов», – пронеслось в моей голове прежде, чем я провалилась в пустоту.
***
Он сидел на мосту и задумчиво смотрел на нее. Ее волосы спутаны, лицо в черных разводах и царапинах. По всему телу – синяки. Красивое платье все грязное и рваное.
Ее глаза закрыты. Она была без сознания.
«Ну? И чего теперь, Шутов? Ты этого добивался? И чего теперь ты будешь с ней делать? – спросил он сам себя. – Она лежит перед тобой. Такая жалкая, такая маленькая. Вокруг – ни души. Идеальные условия для преступления, не так ли? Но что же ты собрался с ней делать?»
Он не знал. У него не было четкого плана на этот счет. Он просто продолжал сидеть и смотреть на нее.
Почему-то он вспомнил об отце. Хмыкнул.
«Мужчина, который поднял руку на женщину, больше не мужчина. Он в первую очередь унижает сам себя. Это позор, вечный позор, который ничем не смыть».
Этот разговор состоялся, когда Стасу было тринадцать. Он тогда в школе оттаскал свою одноклассницу за волосы по всему кабинету. За что? Он уже не помнил. Может, она посмеялась над его уродливым шрамом. Или над тем, что он стал плохо слышать. Это было веской причиной для того, чтобы вывести его из себя. Так что она сам виновата, и он ни о чем не жалел. Слова отца не сильно его впечатлили.
