Разбей сердце принцессы - Моран Фэя
– Это я виновата… Прости меня, пожалуйста. – Подруга опускает взгляд, словно ей безумно стыдно. – Я потащила тебя на эту дурацкую вечеринку, когда тебе было так плохо… Я поступила очень эгоистично, извини, Лина.
Я согласна с ней. Это было эгоистично с её стороны. Мерзко и отвратительно. Но мне не хочется обвинять её в том, к чему она не имеет никакого отношения, поэтому в ответ лишь тихо отвечаю:
– Ирэн, ты не виновата. Ты лишь хотела помочь мне отвлечься.
Она мягко улыбается и переводит взгляд на включённый телевизор.
– Что будем смотреть? – спрашивает подруга, переключая каналы.
Молча пожимаю плечами.
– Может, посмотрим «Три метра над уровнем неба»? – предлагает Ирэн, и я недовольно морщусь, выдавая:
– Нет. К чёрту любовные фильмы с участием мотоциклистов и хороших девочек. Поставь ужастик.
Она так и делает. И мы обе теряемся в очередной киноленте…
А затем снова всё по кругу. Дни пролетают словно минуты.
Я могу подробно описать каждый свой день: я лежу, ем, утыкаюсь головой в свой телефон, сплю – и всё снова.
Билеты в Грецию лежат в спальне родителей и ждут своего часа. Моя голова почти игнорирует тот факт, что день вылета всё приближается и приближается. Но я пытаюсь радоваться предстоящему. Может, хоть там я наконец смогу расслабиться и отдохнуть от навязчивых мыслей о Гае, которые не дают мне покоя ни секунды.
Иногда я ночую у подруг. Они поддерживают меня как могут, оказывая всю свою заботу, на которую могут быть способны только лучшие подруги. Мы смотрим фильмы и едим попкорн. Для меня нет занятия увеселительней, чем это. На самом деле кино – одна из тех немногих вещей, что действительно вытаскивают меня из глубокой ямы отчаяния.
Поэтому большую часть времени я ныряю с головой в фэнтези, триллеры, ужастики и комедии.
– Как тебе фильм? – интересуется Дилан, снимая свои 3D‐очки.
Я улыбаюсь, коротко отвечая:
– Хороший. Думаю, я смогу пересмотреть его ещё парочку раз.
– Ну, раз так, значит, тебе действительно понравилось.
Мы выходим из кинозала и идём к магазинчику напротив кинотеатра. Дилан покупает мне моё любимое фисташковое мороженое, а сам ограничивается лишь бутылкой колы.
– Как там Франческа? – интересуюсь я, желая развлечь брата беззаботной беседой.
– Если не брать в счёт то, что она странно себя ведёт из-за беременности, – издаёт смешок он, – то тогда всё отлично.
– Вы уже решили, где будете жить после рождения ребёнка?
Дилан отпивает немного колы, а потом отвечает:
– Думаю, переедем в Лос-Анджелес. Там солнечно. Врач вечно настаивает на том, что солнце благоприятно повлияет на младенца. Не знаю, правда ли это или ему просто выгодно вешать нам лапшу на уши.
Я молчу, слизываю мороженое, откусываю вафлю.
– Может, хочешь съездить со мной ещё куда-то? – Дилан проверяет время на своих наручных часах. – У нас есть ещё пара часов, прежде чем я заберу Франческу.
– А мне кажется, с тебя уже хватит. Ты и так убил весь день на меня.
– Не убил, а насладился временем с тобой.
Я отмахиваюсь, натягивая улыбку:
– Я серьёзно. Можешь ехать к своей любимой жене. Она ведь уже заждалась тебя, я уверена.
– Чесс сейчас у мамы, так что я ей пока не нужен. Я нужен тебе.
А мне кажется, что никто уже не нужен мне. Я не хочу никого видеть. Я улыбаюсь всем в лицо, играю роль той самой милой Каталины, которую все привыкли оберегать и любить, а про себя думаю: «Не хочу вас видеть сейчас». Неправильно, знаю. Но зло и безразличие растут во мне быстрее, чем совесть.
С уходом Гая моя жизнь разделилась на «до» и «после». Я ненавижу его за это. Правда, ненавижу.
Мне стоит великих трудов забыть это имя и удалить его навечно из истории поиска. Каждый раз, желая набрать что-то в поисковике, я вижу это имя, – Гай Харкнесс, – издевательски глядящее на меня с поисковой строки в разделе недавно набранных запросов.
Мне приходится вечно напоминать себе о том, что теперь я другая. Буду другой. Что впредь не доверюсь ни одному чужому человеку. Впредь для меня есть только моя семья.
И этого должно быть достаточно.
Глава 37
Проходит два месяца.
И за это время я почти забыла его. Забыла всё, что он со мной сделал.
Возможно, лишь некоторые моменты всё ещё ярко вспыхивают в памяти. Особенно их вызывает моя собственная кровать. Ведь именно на ней он меня целовал, и там же и разбил мне сердце.
В один из дней я решаю взять себя в руки и сдать необходимые экзамены в университете. Всё пропущенное пришлось навёрстывать пару недель, нескончаемых и тяжёлых.
Из-за разбитого сердца порой становишься сильнее. По крайней мере, я так себя успокаиваю.
Мне потребовалась лишь пара дней, чтобы обзвонить преподавателей для получения нужных тем для сдачи, так что я всё выписала в тетради. Я сидела в своей комнате целыми сутками, пока родители лишь моментами заглядывали ко мне, старясь лишний раз не тревожить свою излечивавшуюся дочь.
Бред всё это. Я не излечивалась. Я всего лишь задыхалась настолько, что порцию воздуха мне могли подвезти лишь сторонние темы. И я выбрала для этого свои занятия в университете, готовилась, а потом сдала всё на отлично.
Сегодня прелестное утро, когда с неба на дом льются солнечные реки, цветут ландыши, небо безоблачно, в столовой звенят приборы.
– Ты куда-то собираешься? – интересуется папа, пока горничная наливает ему сваренный кофе.
Я впервые встала так рано и уже одетая стою около стола, поэтому удивление на лице отца оправданно.
– Да. Заеду в универ, заберу пару вещей на завтрашний вылет.
Он приподнимает чашку и спрашивает:
– Хочешь кофе?
– Нет. Мне лучше поторопиться.
Папа вдруг встаёт с места, откладывая газету. Его лицо от горечи и бесконечных переживаний из-за ситуации с Гаем кажется постаревшим. Он устал не меньше меня.
– Тогда поедем вместе, – предлагает папа.
– Разве ты не собираешься на работу?
Он допивает кофе за долю секунды и, поставив пустую чашку на стол, надевает свой пиджак.
– Ради своей любимой дочери я готов заставить коллег ждать. Так что вперёд, юная леди.
Издаю короткий смешок и спешу выйти из дома, увидев, как торопится отец, открывая мне дверь.
Мы садимся в машину и выезжаем со двора, я задумчиво пялюсь в окно.
Меня так давно не было в университете…
Возможно, я сейчас войду в здание, и все покосятся на меня. Потому что они слышали о произошедшем, все знают о наивности Каталины Норвуд, доверившейся преступнику, ведь и среди полицейских есть болтливые рты.
– О чём задумалась? – раздаётся голос папы в абсолютно бесшумном салоне автомобиля.
– Да так… Ничего особенного. – Я отворачиваюсь от окна, взглянув на него: – Слушай, а когда я уже смогу вернуться в универ? Неужели ничего так и не известно?
– Мэри тебе не рассказала? Мы подумываем оставить тебя на домашнем обучении до конца года.
Услышанная новость заставляет меня распахнуть глаза в недоумении:
– Что? Но почему?
– По двум причинам. Джозеф предположил, что того охранника убил член «Могильных карт», способ убийства похож. Может быть, это сделал даже сам Гай. Так что не факт, что подобное не произойдёт вновь, а я не готов рисковать. Им будто что-то от тебя надо, Каталина. – Папины глаза сосредоточены на дороге, но я вижу, сколько в них волнения и страха. – А во‐вторых, твоей матери кажется, что тебе стоит держаться подальше от всяких… парней.
– Серьёзно? Вы так говорите, словно я всё время, проведённое в универе, только и делала, что развлекалась с парнями… Это глупо.
Он ничего не отвечает, лишь крепче сжимает руль автомобиля. Конечно, останется при своём. Если он так решил, ничего его решение не изменит, так что я просто свыкаюсь с этим фактом, потому что живу с ним уже столько лет.
Здание общежития Частного Университета Риверы уже показывается на горизонте, высокое и статное, как и положено дорогим заведениям. Моё сердцебиение вдруг ускоряется. Студенческий городок выглядит как обычно, разве что людей сейчас меньше.
