Месть королевы мафии - Шивон Дэвис

На следующее утро я просыпаюсь раньше Катарины, когда первые лучи солнца проникают в окно. Отправляю сообщение Фиеро, обнимая свою спящую жену, вдыхая фруктовый аромат ее волос и наслаждаясь прикосновением ее кожи к своей. К счастью, она крепко спала всю ночь. Я не отрываю от нее взгляда.

Густые ресницы трепещут, а из слегка приоткрытых губ струится воздух. Белоснежная простыня, подоткнутая у нее под мышками, слегка приподнимается спереди, когда она вдыхает. Гладкая оливковая кожа приятна на ощупь, когда я рискую провести пальцами по изящной линии ее шеи. Она слегка шевелится, и я останавливаюсь, не желая будить ее от столь необходимого сна.

Неохотно выбираюсь из постели. Хотя до нашей сегодняшней встречи с «Комиссией» еще многое предстоит уладить, я справлюсь с этим, пока она спит. Ей нужен отдых.

Мы с Фиеро бежим бок о бок вдоль береговой линии, и я напрягаюсь до предела, нуждаясь выплеснуть злую энергию, все еще текущую по моим венам. Друг не произносит ни слова, пока мы не возвращаемся в дом, запыхавшиеся и покрытые потом от энергичной пробежки.

Я запихиваю мокрую футболку и носки в корзину в прачечной, иду на кухню босиком и в тренировочных шортах. Подхожу к холодильнику, чтобы взять две бутылки воды, когда мой приятель начинает разговор.

— Выкладывай, — говорит он, снимая майку и вытирая ею пот со лба.

Я швыряю в приятеля бутылкой, а сам выпиваю половину своей, прежде чем прислониться к стойке и подумать, с чего начать.

Фиеро хмурится, оценивая страдание на моем лице.

— Все плохо.

Я киваю.

В его голубых глазах мелькает понимание.

— Она рассказала тебе остальную часть своей правды.

Я сглатываю комок эмоций, застрявший у меня в горле, и снова качаю головой.

— Это хуже, чем плохо, — признаю я, потирая мокрую от пота грудь, которую пронзает острая боль. Смотрю на своего друга, пересказывая историю Катарины, наблюдая, как его лицо бледнеет.

— Это ужас, — Фиеро запускает пальцы в свои спутанные светлые волосы. — Никогда бы в жизни не подумал, что ты скажешь такое.

Скрестив руки на груди, я изо всех сил пытаюсь дышать, преодолевая цунами эмоций, захлестывающее мое тело.

— И как мы должны с этим справиться? — я почти задыхаюсь. — Я не знаю, как она вообще выносит мое присутствие, но благодарен, что она не обращает внимания на то, какая кровь течет в моих жилах.

— Ты не похож на своего брата. Она знает это и любит тебя.

— Это убивает меня, чувак, — слезы наворачиваются на глаза. — При мысли о том, что он делал с ней — в нашем доме — а я понятия не имел… — все, что я сдерживал внутри, взрывается, и я так разражаюсь слезами, как никогда раньше.

Фиеро встает рядом, обнимает меня и тихо утешает.

— Это не твоя вина. Ты не несешь ответственности за то, что Карло, Примо и твой отец сделали с ней.

— Но я чувствую ответственность. Она моя жена, и моя семья причинила ей боль. Из-за них она не сможет стать матерью.

На его лице отражается сочувствие, когда он кладет руку мне на плечо.

— Мне так жаль, Массимо. Скажи, чем я могу помочь.

— Нам нужно обеспечить неопровержимость улик, чтобы, когда мы укажем пальцем на Братву, не оставалось никаких сомнений.

— Об этом уже позаботились, — он отпускает меня, облокачивается на стойку и пристально смотрит. — Ты собираешься рассказать ей о другой проблеме?

Я планировал рассказать Рине, потому что мы договорились, что больше никаких секретов не будет, но это только добавит ей проблем. Ситуация разрешена, и ей не обязательно знать. Будучи ее мужем, я должен принимать такие решения, чтобы защитить ее. Качаю головой.

— Не могу сказать сейчас. У нее и так слишком много забот. Я перевел деньги до твоего приезда.

— Чем скорее мы вышвырнем эту русскую мразь из США, тем лучше.

— Блять! — восклицаю я, когда мне в голову приходит одна мысль. — Неудивительно, что Рина не решалась навестить мою мать и держалась отстраненно. Ей было тяжело возвращаться в тот дом, а я и понятия не имел, — я обхватываю голову руками, когда мне в голову приходит еще одна мысль. — Я снесу этот дом, начав с гребаного фонтана, — помню, что она сказала о воде, и теперь знаю, что она говорила не о Пауло Конти.

— Не принимай поспешных решений, когда ты на взводе, — говорит Катарина, заходя на кухню. На ней белый строгий костюм и туфли на каблуках, а волосы прямыми прядями ниспадают на спину. Ее лицо не изменилось, и она выглядит уверенной в себе, а я в растерянности. Я полон решимости быть сильным ради нее, потому что ей никогда не на кого было опереться, и отныне хочу, чтобы это был я.

Подхожу к ней, жалея, что не могу заключить ее в объятия, ведь от меня разит, и все тело потное.

— Ты в порядке?

— Нет, но буду.

Мне нравится ее честность, и это подтверждает, что она говорила правду. Не то чтобы я в ней сомневался.

— Всегда такая чертовски сильная, — беру ее руку и подношу к своим губам. — Я люблю тебя.

Черты ее лица смягчаются, и в глазах безошибочно читается любовь.

— Я тоже люблю тебя, но не обязательно разрушать свой дом ради меня.

— Я ненавижу это место и никогда больше не попрошу тебя переступить его порог. Ни для кого из нас там не осталось приятных воспоминаний. Я поговорю с Гейбом и мамой. Не думаю, что они будут возражать.

— Я не хочу создавать проблем твоей семье, особенно когда они узнают правду.

Я цепляюсь за ее руку.

— Мы справимся с этим как-нибудь, — облизываю губы, прежде чем высказать свое следующее предложение. — Я подумал, что ты, возможно, захочешь сменить фамилию. Знаю, тебе, наверное, больно носить ее. Мы можем взять фамилию твоего отца или выбрать какую-нибудь другую.

— Ты сделаешь это ради меня?

— Mia amata, я бы все для тебя сделал, — ее глаза искрятся нежностью.

— Я не достойна его, — говорит она, глядя через мое плечо на Фиеро.

— Я никогда не встречал двух людей, более достойных друг друга, — честно отвечает он. Подойдя на шаг ближе, он встает рядом со мной. Взгляд Катарины на долю секунды скользит по его обнаженной груди. Конечно, ублюдок замечает это и ухмыляется. Я тычу его