Притяжение, будь рядом, когда я умру - Виктория Валентиновна Мальцева
Мэтт посмотрел на небо, довольно сощурился, как мартовский кот, и сказал:
– Приятно было встретиться, Софи. Но нам пора, прости.
София очень хорошо услышала это его «нам». Больше не было Мэтта самого по себе, горячего, отчаянного, местами распущенного и дерзкого, эгоистичного, требовательного к миру, а был Мэтт заботливый муж и отец троих рыжеволосых отпрысков, один из которых, как обезьяна, свешивался с его руки и сиреноподобным воплем требовал поставить на ноги.
Мэтт входил в свою спальню с особым трепетом, с нетерпением. Он предвкушал этот момент каждый день и на всём его протяжении стойко справлялся со всеми невзгодами отцовства, согреваемый мыслью, что вечером, когда потомство наконец-то угомонится, он получит доступ к жене. Он нуждался в ней до дрожи в пальцах, а по мере приближения к заветному и во всём остальном тоже; и дело было даже не в её теле, которое день ото дня становилось всё краше, всё сексуальнее и желаннее, а в чём-то совершенно ином, что Мэтт никак не смог бы объяснить, если бы его спросили.
У него на уме всё время крутились слова матери: «Эта девочка сделает тебя счастливым». Самым большим его страхом теперь было понимание, что «эта девочка» вполне могла бы сделать счастливым другого, например, Амира, или Бена, или какого-нибудь иного козла из своего университета, или придурка коллегу, или сволочь хозяина какого-нибудь кота.
Мэтт вцепился в бедро любимой женщины с такой силой, что она аж охнула.
– Прости! – выдохнул он и ослабил хватку. – Просто я ждал этого весь день…
Ива только улыбнулась и по своему обыкновению ничего не сказала. А Мэтту не то слово хотелось, он жаждал её слов. Жаждал тепла и запаха её тела, нежности её кожи, шёлка её волос – и всё это он мог взять и брал каждый день, а вот слов ему не хватало. Страх её равнодушия стал хроническим и преследовал его с таким упорством, что ему как воздух требовалось подтверждение, что да, и он ей тоже нужен.
– А ты не скучала? – деланно шутливым тоном спросил он.
– Предвкушала ли интимную близость с мужем, пока кастрировала кота мистера Скотта?
– Он молод? Хорош собой?
– Кто? Кот? Восемь месяцев – обычный возраст для такой операции. Красавец! Чёрный с белыми пятнами, беспородный, но уже давно подмечено, что животные именно такой масти самые умные и…
– Да не кот, а его хозяин!
– Хозяин? Молод. Внешне тоже ничего, да. Женат и у него трое детей…
– Ну так и что? Я тоже женат и у меня уже почти пятеро детей, но это не мешает хотеть тебя практически постоянно!
Ива улыбнулась, зарделась и начала превращаться в сгустки нежности, которую хочется отдавать – подобные признания Мэтта стали особым бальзамом для её женственности.
Мэтт мгновенно впитал в себя её настрой:
– Поцелуешь меня? В губы. Закрой глаза.
Ива послушно закрыла.
– Мне тринадцать, тебе тоже. Ничего плохого между нами никогда не было и не будет. Я держу тебя за руку и веду на наше место у реки, помнишь?
Ива кивнула.
– Я мечтаю о тебе каждый вечер перед сном, и в этих мечтах мой первый раз всегда случается с тобой на нашем месте. Я усаживаю тебя к себе на колени, обнимаю тебя и прошу: поцелуй меня!
Ива прижалась к его губам с заботливой нежностью, с ласковой целомудренностью и поцеловала.
Мэтту показалось, что его целиком опустили в свадебный торт, и взбитые сливки просочились ему кровь.
– Ты забыл, что мне ещё только двенадцать, – напомнила Ива.
Мэтт согласно кивнул, он не мог говорить, так как крем всё ещё был в крови и сердце. И ему было очень хорошо.
– А теперь давай тебе будет восемнадцать? – внезапно предложила Ива.
Он снова кивнул, хотя до конца не понял предложения.
Ива прижалась своим ртом к его рту так, словно оголодала, и вот, наконец, её кормят, а она ест жадно, торопливо, облизываясь, точнее, облизывая его язык, нёбо, губы, кусая, втягивая в себя.
До Ивы Мэтт был уверен, что знает всё о вожделении, о кайфе в сексе, но уже с первой ночи с ней понял, что ничего не знал. В браке, единственном законном и по-настоящему желанном, его горизонты регулярно расширялись. Вот и сейчас, от её поцелуя он возбудился так, что начал задыхаться, а потом хватать воздух ртом и необдуманно нести всё, что брякнет в голову:
– О боже, Эва… любимая… родная… ты простила меня, да?
– Нет. Просто в семнадцать я ещё не знала, что это был ты.
Его словно ведром ледяной воды окатили. В точности как того новорожденного телёнка, опустили с небес на землю и заставили дышать ровно.
Иногда тяжело быть женатым на женщине, которую до безумия любишь, но с которой соединяет неприглядное прошлое – по твоей вине неприглядное – и со временем оно, конечно, отдаляется, но совсем не стирается и по-прежнему живёт в памяти. И дело тут даже не в обидах, которые глупо лелеять всю жизнь, да никто этого и не делает, судя по тому где именно сейчас находятся Мэтт и Ива, а в том, что, сделав что-то плохое, ты навсегда меняешь отношение к себе, как бы хорошо ни поступал после.
– Я понял. Я понял. А давай, в постели нам всегда будет по восемнадцать? – с надеждой предложил он.
– А давай! – радостно согласилась Ива.
– Как ты сегодня хочешь?
– Хочу, чтобы ты сперва поцеловал меня там, а потом поставил на четвереньки.
Мэтт задышал чаще, погладил уже заметно выпуклый живот Ивы, неосознанно облизнулся и выдохнул:
– Хорошо. Четвереньки – теперь у нас любимая, да?
– Да, – кивнула восемнадцатилетняя Ива Джонсон, владелица двух самых востребованных в Трисити ветеринарных клиник.
– Я буду осторожным, – пообещал восемнадцатилетний Маттео Росси, отец почти пятерых детей.
Конец
Salvation (Interlude) · Evalyn
Конец
