Даниэла Стил - Злой умысел

Теперь она уже рыдала, а онемевшие дети в ужасе смотрели на нее.

– Не знаю, о чем я думала… просто была испугана и не хотела, чтобы он и дальше продолжал меня мучить… помню, мы вырывали друг у друга револьвер… оружие случайно выстрелило, и… отец умер той же ночью.

Она судорожно вздохнула. Потрясенный Эндрю во все глаза смотрел на мать.

– Ты застрелила своего папу? Ты убила его? – спросил старший сын.

Грейс лишь кивнула. Они вправе знать обо всем. Вот только об изнасиловании она не хотела рассказывать им…

– И тебя посадили в тюрьму? – спросил заинтригованный Мэттью. Все это смахивало на крутой полицейский боевик. Его смущало лишь то, что этот тип избивал маму.

– Да, посадили, – тихо ответила Грейс, поглядывая на дочь – та ни единого слова не проронила. – Я пробыла в тюрьме два года, а потом еще два года у меня был испытательный срок… в Чикаго. Потом все закончилось. Я переехала в Нью-Йорк, встретила вашего папу, мы поженились. Потом родились вы, и все мы были счастливы, пока…

Последние пятнадцать лет все шло гладко, а теперь снова начнутся муки. Но ничего уже нельзя поделать. Они дорого заплатят за блестящую политическую карьеру Чарльза.

– Не верю… – Абигайль смотрела на мать широко раскрытыми глазами. – Ты была в тюрьме? А почему раньше ты никогда про это не рассказывала?

– Я не думала, что должна сделать это, Эбби. Тут ведь нечем гордиться… И потом, мне от этого очень больно.

– Ты говорила, что твои родители умерли, но не признавалась, что убила их! – с упреком воскликнула Абигайль.

– Я не убивала их обоих. Только отца, – пыталась объяснить Грейс.

– Но ведь из твоего рассказа следует, что ты защищалась, – спорила дочь.

– Да, это так.

– Но раз это была самозащита, почему тебя упекли за решетку?

Грейс горестно кивнула:

– Да, я защищалась – но на суде мне никто не поверил.

– Я поверить не могу, что ты была в тюрьме! – Девочка думала лишь о том, что станут теперь говорить ее подруги. Хуже этого она и представить себе ничего не могла!

– А родителей папы тоже ты убила? – спросил заинтригованный Мэтт.

– Разумеется, нет! – улыбнулась сквозь слезы Грейс. Он был еще слишком мал, чтобы понять.

– А зачем ты нам сейчас об этом рассказываешь? – печально спросил Эндрю. Абигайль была права. Это жуткая история. И с друзьями у них наверняка теперь будут неприятности.

– Потому что история просочилась в прессу, – ответил Чарльз. Это были первые его слова. Он хотел, чтобы Грейс рассказала обо всем сама так, как считала нужным, и она прекрасно справилась. Но осознать происшедшее было бы нелегко любому – не говоря уж о детях, узнавших такое о собственной матери. – Об этом сегодня будет репортаж в выпуске новостей, и мы хотели, чтобы вы заранее обо всем знали.

И тут Абигайль взорвалась:

– Ха-ха-ха! Спасибо! За десять минут до того, как на всех экранах страны… И вы предлагаете мне завтра как ни в чем не бывало идти в школу? Благодарю покорно!

– И я не пойду, – твердо заявил Мэтт. Это для него было прекрасным предлогом побездельничать. Мальчик с любопытством взглянул на мать и спросил: – А крови тогда много было?

Грейс, не удержавшись, рассмеялась. Чарльз улыбнулся. Да, для мальчишки все это не более чем детектив…

– Это не важно, Мэтт, – с упреком сказал отец.

– А сильно он кричал?

– Мэттью!

Абигайль неожиданно разрыдалась:

– Не верю! Не могу поверить… Ты ни о чем никогда нам не говорила, а теперь вся страна об этом узнает! Все узнают, что ты убийца, что ты «тюремная пташка»…

– Абигайль, ты ничего не поняла! – сказал Чарльз. – Ты не можешь даже вообразить, что довелось пережить твоей матери! Ты никогда не задавала себе вопроса, откуда у нее такая тяга помогать несчастным детям, женщинам?

– Чистейшая показуха! – зло бросила Абигайль. – Кстати, а тебе-то откуда все так хорошо известно? Ты что, был там, когда она… И потом, если бы не эта твоя дурацкая предвыборная кампания, мы жили бы сейчас припеваючи! Если бы мы не переехали в Вашингтон, ничего бы этого не случилось!

Это была чистейшая правда. Чарльз терзался отчаянно, а упрек Абигайль причинил ему лишь еще более острую боль. Но прежде чем он успел раскрыть рот, она вскочила, убежала наверх и с треском хлопнула дверью своей спальни. Грейс встала, намереваясь пойти к дочери, но Чарльз удержал ее.

– Пусть она немного успокоится, – рассудительно сказал он.

Эндрю широко раскрыл глаза.

– Вот маленькая дрянь! Почему вы с ней так цацкаетесь?

– Потому что мы любим ее и всех вас, – отвечал Чарльз. – Нам всем сейчас очень нелегко. Нам надо сообща справиться со всем этим, надо поддерживать друг друга. А когда алчная пресса начнет разрывать вашу маму на куски, будет еще тяжелее.

– Мы с тобой, мам, – ласково сказал Эндрю и обнял Грейс.

Но Мэттью глубоко задумался – все услышанное подстегнуло его фантазию. Ему это даже понравилось.

– Может, Эбби застрелит тебя, пап? – заинтересованно спрашивал малыш.

Чарльз расхохотался:

– Надеюсь, что нет, Мэтт. Никто из нас ни в кого стрелять не будет.

– Но мама же стреляла…

Грейс грустно улыбнулась, глядя на младшего сына:

– Помни об этом, когда в следующий раз я велю тебе прибраться в комнате или поскорей доесть первое!

– Угу… – широко улыбнулся мальчик, обнаруживая отсутствие двух верхних зубов. Удивительно, но в отличие от старших он вовсе не был огорчен. Но он был еще слишком мал, чтобы понять, что на самом деле произошло и чем это грозит.

Вскоре Грейс поднялась и постучалась в дверь Абигайль, но та наотрез отказалась ее впустить. А в шесть часов вечера все собрались внизу и включили телевизор. Даже Эбби тихо, словно мышка, спустилась к ним. Ни слова не говоря, она села в уголок.

Телефон разрывался вот уже два часа, но Грейс решительно включила автоответчик. Она ни с кем не желала сейчас разговаривать. Но был и еще один телефон – по нему звонили коллеги Чарльза. Было уже несколько звонков, и все в один голос предупреждали, что история весьма серьезна.

И вот во весь экран появились тюремные фотографии Грейс. Более всего поразило ее то, что на них она выглядит совершеннейшим ребенком. Тогда она была всего тремя годами старше Эндрю, а выглядела даже моложе Абигайль.

– Ой, мам! Это ты?

– Ш-ш-ш, Мэттью! – В один голос сказали все и продолжали следить за репортажем, объятые ужасом.

Все было отвратительно. Сразу же было объявлено, что Грейс Маккензи, супруга конгрессмена Чарльза Маккензи, кандидата на пост сенатора, будучи семнадцати лет от роду, застрелила своего отца во время ссоры на почве секса, за что была приговорена к двум годам тюрьмы. Затем показали еще фотографии: Грейс в зале суда, в наручниках, затем портрет ее красавца отца. О нем сказали, что он был самым уважаемым человеком в городе и душой общества. Потом объявили, что дочь обвинила его в изнасиловании и застрелила из дамского револьвера, а на суде утверждала, что действовала с целью самозащиты, но это показалось суду малоубедительным.